Все подобные дела появляются в работе журналиста в виде стопки протоколов, где участники — лишь шаблонные фигуры с фамилиями и без лиц. И пока они все на бумаге, все очень просто — виновны. Но иногда эти лица обретают лицо и голос — освободившиеся приходят в редакцию, еще не освободившиеся пишут письма из колоний. И во многих случаях — это явные провокации со стороны полиции, и самое важное в приговорах опущено, а ключевые вещдоки почему-то испарились. А сроки у людей немалые, и тюрьма — реальная.

Вот всего несколько историй.

Дело Евгении Шестаевой

27-летняя Евгения Шестаева в апреле 2016 года была осуждена Бутырским судом Москвы к 13 годам колонии. Ранее не судима, имеет положительные характеристики, с 2008 года является кадровым донором. Вместе с российским есть еще и израильское гражданство, из-за которого даже успела отслужить в армии. В Москве занималась бизнесом — вместе с партнером открыли небольшой магазин нижнего белья.

В июле 2015 года Женя не вернулась домой. Через несколько часов выяснилось, что ее задержали на станции метро «Отрадное» во время встречи с неким Русланом, который должен был разрабатывать интернет-сайт для магазина. Встретились, обменялись документами. В этот момент к ним подошли люди в штатском и попросили пройти с ними. В присутствии понятых у Шестаевой и Руслана обнаружили пластиковые пакетики с веществом — у Руслана один, а у Шестаевой — два. Экспертиза при МВД на метрополитене установила, что это вещество — «спайс», размер особо крупный. Руслан показал, что это якобы Шестаева продала ему обнаруженный у него пакетик за 1600 рублей и вообще регулярно сбывала. Значит, сделала вывод старший следователь ОВД СУ УВД на Московском метрополитене ГУ МВД РФ по Москве Татьяна Кончакова, Шестаева один пакетик продала, а два оставшихся намеревалась продать.

По словам Жени, вещество ей подбросили после задержания. Точно, конечно, теперь установить ничего нельзя, но сам текст приговора оставляет вопросы.

Так, показания Евгении в суде о том, что конверт с веществом ей подбросили, судом отвергаются по той простой причине, что она предложила аж три версии, каким образом он мог быть ей подброшен. Видимо, такие вещи необходимо знать точно. Также в приговоре сказано: «если опираться на вторую и третью версии (из предложенных Е. Шестаевой . — Ред . ), то следует признать всех участников досмотра причастными к фальсификации доказательств в отношении Шестаевой Е.Ю., что явно не соответствует действительности». Вот такое железобетонное обоснование.

Отпечатки пальцев ни с конверта, ни с пластиковых пакетиков в ходе следствия сняты не были, ни слова об этом нет и в приговоре. Зато «оснований сомневаться, что на исследование, а затем на экспертизу были представлены именно изъятые у Шестаевой Е.Ю. два свертка с веществом, у суда не имеется». Просто «не имеется», и все. Как рассказала «Новой» мать Жени Светлана, эти конверт и пакетики, несмотря на многочисленные ходатайства защиты, им даже ни разу не показали, не то что отпечатки пальцев снимали.

В качестве еще одного доказательства вины фигурирует видеозапись из метро, где видно, что она сидит на скамейке с курьером. Записи, на которой было бы видно, что она передает курьеру что-то завернутое в бумагу или пакет — нет.

Руслан получит условно, Женя — реальных 13 лет. В резолютивной части приговора сказано, что она признана виновной в «сбыте наркотических средств в особо крупном размере» и в «покушении на сбыт в особо крупном размере».

Кстати, следователь Татьяна Кончакова, которая вела дело, — к тому моменту 19 лет отработала в правоохранительных органах и, имея звание подполковника, собиралась на заслуженный отдых в звании полковника. Что, собственно, и не скрывала от матери подозреваемой. На пенсию она вышла в сентябре 2016 года.

В ходе апелляции 6 декабря 2016 года Мосгорсуд снизил наказание Евгении до 8 лет. «Мы, конечно, будем обжаловать приговор и дальше», — сказала «Новой» ее мама.

Во время подготовки номера поступила неподтвержденная информация о том, что по жалобе Светланы Шестаевой прокуратура готовит кассационное представление на приговор и апелляционное постановление по делу Евгении. Также за время, прошедшее с начала истории, адвокат по назначению, который «работал» с Женей сразу после задержания, был лишен адвокатского статуса именно за свою работу в этом деле.

Дело Карины Поздняковой

34-летняя москвичка уже третий год находится в колонии и будет там еще лет пять. В 2014 году судья Черемушкинского суда Москвы Петухова дала ей 8 лет. Статья — покушение на «незаконный сбыт психотропных веществ в значительном размере» (ч. 3 ст. 30, п. «б», ч. 3 ст. 228.1 УК).

В феврале 2014 года Карине позвонила старая знакомая, с которой они уже год как не общались — Анна Радимова, — и попросила купить для нее «амфетамин», рассказала «Новой» мама Карины Марина Антонова. Знакомая говорила, что попала в беду, что ей очень плохо. Карина не соглашалась несколько дней. В уголовном деле есть детализации звонков, по которым видно, как активно Радимова звонила Карине. Через несколько дней Карина сдалась. Купила «по закладке» (без контакта с продавцом, деньги переводятся на счет, в обмен покупателю сообщают, где забрать «закладку». — Ред. ) некий сверток и привезла его туда, куда просила Радимова. После этого — задержание и арест. По мнению Марины Антоновой, сотрудники ФСКН устроили чистую провокацию, на основании которой Карину и осудили: «Радимову задержали за несколько дней до моей дочери, требовали выдать ее реального снабженца, но она отказалась. Затем ее отпустили под подписку, и она сразу начала «бомбить» эсэмэсками мою дочь. Ясно же, что Карину просто подставили!»

Анна Радимова, заключившая сделку со следствием, получила в том же Черемушкинском суде в том же 2014 году 2 года и 8 месяцев условно. Причем событие, по факту которого осудили Радимову, произошло 13 февраля, а Карину задержали 20 февраля — как раз через семь дней после задержания Радимовой. Доказательства, подтверждающие вину Карины, — показания Радимовой и ее заявление о желании сотрудничать со следствием. Не считая показаний полицейских, конечно. Но, несмотря на эти торчащие со всех сторон белые нитки, судья Петухова приговорила ранее не судимую молодую женщину к 8 годам колонии.

Дело Александра Борисова

Иногда провокации оперативникам не удаются. Но когда их жертва отказывается сотрудничать, ее наказывают еще суровей. Пример — дело Александра Борисова . В сентябре 2016 года судья Тимирязевского суда Москвы Лифанова дала ему 4,5 года за «хранение в крупном размере» (ч. 2 ст. 228 УК).

О предыстории этого приговора «Новой» рассказала Елена Отц, сестра 27-летнего Александра. В августе 2015 года Александр получил свой первый срок — 1,5 года условно за «хранение» (ч. 1 ст. 228 УК). Не отрицал, что иногда покуривает «травку», особенно после развода — жена с двумя маленькими детьми ушла от Александра, работавшего в то время на одном оборонном предприятии специалистом по антикоррозийной обработке деталей. После условного приговора его стали преследовать оперативники ФСКН — требовали, чтобы он участвовал для них в «контрольных закупках». Он отказывался. Удавалось почти полгода, но уже в феврале 2016 года Александра Борисова задержали и, по словам сестры, попросили признаться в покупке у одного человека наркотических веществ. Когда Александр отказался, начальник опергруппы съездил куда-то за «своими» понятыми. «Когда вернулся с понятыми, запустил руку в нагрудный карман Сашиной толстовки, достал, разжал кулак, а в нем два каких-то свертка — смотрите, мол!» — рассказала Елена. Снять со свертков отпечатки пальцев следствие не пожелало, после суда эти вещдоки исчезли.

Апелляция, на которую брат и сестра очень надеялись, не изменила ровным счетом ничего — Мосгорсуд оставил приговор в 4,5 года в силе.

Фото: PhotoXpress

Дело Арутюна Азаряна

На Арутюна Азаряна показали как на возможного сбытчика наркотиков в марте 2015 года. Задержали, через пять месяцев осудили на 8 лет. А еще через три месяца в СИЗО у него выявили туберкулез лимфатических узлов.

— Я не говорю, что его надо освободить. Арут виноват, и он это понимает. Но не в том, за что его посадили на 8 лет! — говорит дедушка Арутюна Гарник Азарян.

Гарник рассказывает: у Арутюна были знакомые — братья Александр и Дмитрий Анохины. Весной 2015 года они начали названивать Арутюну с просьбой «что-нибудь достать», зная, что он как-то пробовал амфетамин. Арутюн якобы долго не соглашался, но те напирали, в конце концов, юноша пообещал «что-нибудь найти». Дмитрий перевел Арутюну на карту 3000 рублей. Арутюн поехал к некоему Павлу, добыл один грамм амфетамина, по дороге сам попробовал и привез Дмитрию 0,83 г. При передаче вещества Азаряна задержали сотрудники полиции ОВД на Якиманке. В отделении Арутюн отрицать вину не стал, признал, что да, сам дурак, поехал, привез, все понимает.

Началось следствие, потом суд. Павлом, у которого Арутюн брал вещество, почему-то никто не интересовался и никто его не искал. Обвинение строилось на показаниях Дмитрия Анохина. Что интересно — Анохин жил в Кунцеве, но заявление о том, что готов оказать содействие для изобличения лица, занимающегося распространением наркотиков, зачем-то пришел писать в ОВД «Якиманка». И его там, на удивление, незамедлительно приняли, а не отправили в ОВД по месту прописки. По требованию сотрудников полиции Анохин названивал Арутюну с просьбой достать наркотик, затем, когда тот согласился, сотрудники организовали проверочную закупку и снабдили Дмитрия деньгами. Причем, на суде полицейским пришлось признать: у них нет доказательств того, что Азарян хоть раз до этого продавал наркотики. Этот случай был единственный.

Пролить свет на преступление могли бы понятые — сотрудники ЧОПа из Чебоксар и Брянской области, которые присутствовали при досмотре. Но их показания, данные якобы в разные дни следователю отдела на Якиманке Т.В. Дубровской, схожи вплоть до опечаток и неправильных запятых. Суть: сверток с веществом выдал Дмитрий, сказав, что их ему продал Арутюн. На суде один понятой ничего уже не помнил, второй на суд вовсе не явился.

Арутюну дали 8 лет строгого режима за «приготовление к преступлению» и «сбыт психотропного вещества в значительном размере».

— Но это не сбыт, а пособничество в приобретении, — говорит адвокат Арутюна Инна Бунтина. — Есть постановление Пленума Верховного суда № 14, где это квалифицируются как соучастие в приобретении. Ведь он не продавал свое вещество. Он съездил за ним как курьер. Мы просили квалифицировать его действия как «пособничество в приобретении, хранение психотропного вещества без цели сбыта» и учесть его раскаяние и чистосердечное признание. Но проиграли апелляцию и кассацию в Мосгорсуде, затем — в Верховном суде.

Сейчас Арутюн отбывает срок в мордовской колонии.

Дело Патимат Нуховой

Уроженка Дагестана Патимат Нухова, вдова, мать троих детей, тоже проиграла во всех судах. Как следует из ее письма, отправленного из орловской женской колонии, в июне 2014 года она получила 10 лет общего режима за «незаконное хранение наркотиков в особо крупном размере». Рассказывает: согласилась взять на хранение вещи от своей вроде бы хорошей знакомой Гульбахор Козловой (работали вместе в фирмах по распространению косметики), у которой в Москве постоянного места жительства не было. «Поэтому я не удивилась, что она просит принять у нее вещи на хранение на 2—3 дня. Я спросила: «Что за вещи?», на что она пояснила, что это вещи, «связанные с правоохранительными органами». Такой ответ не вызвал у меня подозрений, и я не сомневалась в законности моих и ее действий».

И несмотря на то что в пакете Патимат увидела еще несколько свернутых пакетов, ее это не насторожило, она положила их под шкаф в квартире. Вскоре знакомая попросила вернуть один из пакетов. На встрече в общественном месте их и задержали сотрудники ФСБ. Выяснилось, что в том пакете героин.

«Когда сотрудники сообщили мне это, я сразу заявила, что у меня дома остались еще два пакета, и они могут быть с аналогичным содержимым». Женщина нарисовала план-схему расположения мебели в ее квартире с точным указанием места, куда она положила пакеты. Это подтвердили на суде и оперативники. Т.е., получается, добровольно выдала. Тем более обыска у нее в квартире не было, произвели лишь выписку предметов, расположение которых она сообщила. Ей обещали оформить «добровольную выдачу». Но «кинули». А суд постановил, что вина ее подтверждается показаниями той самой ее знакомой. И не доверять им суд не смог — ведь между дамами «не было неприязненных отношений», значит, и смысла оговаривать Патимат у знакомой не было. А то, что знакомая просто хотела часть ответственности с себя свалить, — этот довод суд не убедил. Обеим дали по 10 лет. Палимат — за хранение в особо крупном размере, Козловой — за приготовление к сбыту группой лиц по предварительному сговору. Правда, ряд людей, с которыми Козлова вступила в сговор, остались неустановленными. Не смутило суд то, что у оперативников куда-то пропали все записи телефонных переговоров двух женщин, которые бы подтверждали, что те готовились и совершали противоправные деяния, связанные с наркотиками. Хотя вроде как вещественные доказательства ОРМ.

В колонии Патимат стала юридически подкованной. Только вот на все ее обращения про провокацию со стороны ФСКН, разумеется, приходят отписки.

Фото: РИА Новости

Дело Айдына Мирзоева

21-летний военнослужащий Ракетных войск стратегического назначения Айдын Мирзоев получил 2 года общего режима в декабре 2016 года. 235-й гарнизонный военный суд признал его виновным в приобретении и хранении без цели сбыта амфетамина массой 2,27 грамма.

В редакцию вместе с понятым по делу пришел отец Айдына — сам в прошлом опер, не понаслышке знающий, как ведутся такие дела. Мирзоев-старший рассказал, что амфетамин сыну подбросил сослуживец по фамилии Денежкин, за какие-то свои грехи висевший на крючке у оперативников ФСБ Кузова и Волкова. Впрочем, полагает отец, Айдын тоже виноват — мажора из себя строил: «Денежкин наслушался историй сына о том, что наша семья очень богата, после чего он, Денежкин, будучи агентом Кузова, сообщил ему об этом, а тот своему знакомому оперу Волкову, и они решили вымогать у нас деньги». 30 июня прошлого года Айдын находился в стационаре в военном госпитале. В одной палате с ним лежал тот самый Денежкин. Днем, сидя в беседке, он неожиданно развернет перед Айдыном маленький пакет, объяснит, что это амфетамин, и предложит попробовать. Айдын откажется (два официальных медосвидетельствования не найдут в его организме психотропных веществ). Не растерявшийся Денежкин будто бы увидит вдалеке кого-то из начальства и попросит Айдына на пару минут спрятать пакетик у себя, а сам куда-то убежит. Айдын пакетик спрячет в карман. Через 5 минут к беседке подойдут опера и проведут личный досмотр Мирзоева-младшего.

Гадир Мирзоев, ставший адвокатом сына, выяснит, что оперативно-разыскное мероприятие «Наблюдение» за Айдыном начали за час до его задержания. Причем на суде опер Волков вынужден будет признать: на момент проведения ОРМ достаточных данных полагать, что у Мирзоева при себе есть наркотики или психотропные вещества, не имелось, были лишь «предположения».

Суд даже не пытался установить связи между Денежкиным, Кузовым и Волковым. «Я уверен, именно Волков передал амфетамин Денежкину. Для того чтобы это установить, достаточно запросить их номера и билинги. Но суд этого не сделал». Не истребовал суд и билинг Айдына, чтобы понять, связывался ли он с дилерами. Да и дилера этого, который по идее может продолжать сбывать наркотики в госпитале, ни следствие, ни суд не установили, как и лицо, которое сбыло Айдыну амфетамин. Следствие лишь приведет двух свидетелей обвинения — военнослужащих, которым Айдын якобы предлагал наркотики. Хотя это люди из совсем других отделений и ни разу не виделись с Айдыном. Отец уверен, что они тоже агенты. А суд в приговоре отписался, что ни эти двое, ни Денежкин не являются внештатными сотрудниками ФСБ. При этом запрашивать дела оперативного учета в региональном гарнизонном ФСБ и УФСКН суд не стал. Мирзоеву-старшему причина отсутствия запросов ясна — все указанные лица там фигурируют: «И я уверен: они были информаторами не только по конкретной ситуации, а агентурой в целом».

Примечательно, что в протоколе личного досмотра Мирзоева стоит не то время, к тому же заполнен документ разными ручками. Опера говорили, что провели досмотр с 16.00 по 18.00. А в действительности — с 23. до 23.20. Разногласия по времени поясняли «загруженностью», различие же в цвете пасты ручек объяснить не смогли. Отец Айдына говорит, что протокол личного досмотра был ими дооформлен, «после того как у них не получилось вытрясти с нас деньги». Суд провести почерковедческую экспертизу отказался.

Кстати, понятые Гусев и Долаан — тоже военнослужащие. Пришедший в «Новую» Долаан сказал, что вынужден был просто подчиниться старшему по званию — инициатору ОРМ Кузову.

Материал подготовлен при участии Анастасии Ивановой.

ЗДРАВСТВУЙТЕ!!!
Пишу все как было. Один мой знакомый в течение месяца просил, чтоб я ему подогнал шишек, он был под наблюдением (прослушка по телефону), что б он вышел на меня.
08 февраля 2013 года, я все-таки согласился и на улице передал 1 пакет шишек (5г). Менты конкретного места встречи не знали, поэтому задержать меня не успели, а его хлопнули. Напугали так, что он сдал меня, после этого он меня даже не предупредил.
09 февр. 2013 года меня задержал наркоконтроль, показав постановление. Далее в добровольной выдаче я отказал. У меня нашли 20 свертков, в которых находились пакеты 200 шт. по 5 гр. (шишки) и 1 стакан зерен конопли. Все в разных местах (дом в деревне). В общем почти 1 кг (чистых шишек), кач-во хорошее, все для себя, что б снимать стресс. Сразу после этого, я даю явку с повинной, что передал 8 февраля 2013, 1 пакет (5 гр.) шишек знакомому. Отрицать этот факт не имело смысла, у них на руках было показание от моего знакомого.
Опера говорят, что тебе светит только 228 часть 2 по старому и 228.1 ч. 1 . Оформляют протокол без культивации. С моих слов записали, что я по лету нашел 5 кустов конопли. На этом всё. Дальше меня везут к наркологу, тест показывает, что я употребляю марихуану. Я это не скрываю, амфетамин и героин не показал. Опера об этом знают, что я этим не балуюсь. Привозят к себе, спрашивают, есть ли хрон болезни. говорю, геп С, состою на учете у нарколога и в дурке с 1995г. Была судимость по 228 ч. 2 и 3 в 1997г. сидел 3,6 года общ. режим до звонка. Освоб. в 2001 и больше за 12 лет не привлекался ни по какой статье. Женат, сыну 1 год 6 мес. (хорошенький). Живем с моей матерью, инвалид 1 группа — рак метастазы, ей 75 лет. Я официально не работаю. Акт о сотрудничестве не подписывал, они предлаг. всем))). Я не бл… дь!!! Забрали паспорт и телефон. Телефон у меня чистый, все номера в голове. Отпустили ночью, без всяких подписок о не выезде, сказав, не дай бог, не придешь по первому вызову к следаку. Уже 5-ый день прошел. Говорили, что вернут у следака паспорт и тел., чтоб на оф. работу устроился, пока все тихо.
Такая у меня беда.
У меня такие вопросы:
1. могу я рассчитывать на Условное, или же готовится начинать на зону, пока есть время?
2. брать ли мне адвоката на следствие, или и так всё ясно?
я живу в провинции, конкретно опытных адвокатов очень мало, адвокатов из знакомых нет
3. реально примерно сколько мне может грозить срок по такому делу?
4. может есть какие ходы? подскажите.
5. играет ли роль, что я за сбыт деньги не получал, хоть и указал знакомый сумму, потому что его заставили, под давлением, а я с этим согласился. он готов это сказать на суде.
6. что мне делать с особым порядком? немного читал об этом.

Опера говорят, что могу получить 4- 5 лет условно. Решает все суд. Обязательно дам знать. Очень жду ответа. Заранее благодарен. Жду любых комментариев.

Если подумать, то зря вы дали признание по распространению. Мало ли что у оперов есть показания вашего приятеля. Свидетелей нет, изъятия нет — сказали бы, что он вас оболгал, вполне можно было отбиться от статьи за недостаточностью улик. Получили бы только 228 ч.2. Сейчас придется и по 228.1 ч.1, отказываться уже практически бесполезно. Я так понимаю, по-старому у вас идет? Тогда по 228 ч.2 — от 3 до 10 лет лишения свободы. По 228.1 ч.1 — от 4 до 8 лет лишения свободы. Так что 4 года обещанные операми — это не более, чем обещания. Рецидива у вас, к счастью нет, так как с прошлой отсидки уже судимость прошла. Лет 5-6 вполне можете получить. Условно — это проблематично. Решает суд, а по таким статьям условно дают довольно редко.

У вас есть одно смягчающее — наличие ребенка. Вам также нужно постараться собрать побольше положительных характеристик, не помещают и свидетели, которые в суде вас охарактеризуют положительно. Суд это должен учитывать, а, соответственно, и срок убавляет. Больше у вас ничего нет. Можно было бы от 228.1 отбиться, но тут даже нет полицейской провокации и сбыли вы лично, так что по любому ч.1 ст. 228.1. Особый порядок даст то, что дадут не больше 2/3 от максимального наказания. Но, если честно, то вам и без него больше 2/3 не дадут. Лучше не брать — часто без особого меньше дают, чем с ним. Можно попытаться настаивать, что отдали наркотик под давлением со стороны другого лица — статью это не уберет, но срок снизить может.

Началось все с банки пива. Мы с Ваньком (Шведовым - МЗ) шли к нему домой, взяли пива по пути, и уже на подходе к подъезду я открыл свою банку. Не успел я сделать и глотка, как из подъезда вышли два полицейских и остановились в метре от нас. «Тебе придется пойти с нами», - поздоровались они со мной. Сначала меня повели в опорный пункт в соседнем доме, там держали примерно час, заставили раздеться до трусов, назвали это личным досмотром. Я немного переживал, что они могут найти у меня гашиш, хотя, учитывая текущие обстоятельства, лучше б его нашли тогда - возможно, все сложилось бы иначе. Как бы то ни было, его не нашли. Я оделся, дождался полицейского «бобика». Посадили назад, во что-то вроде багажника. Тесно, два приваренных стула, мне достался левый, напротив - мужичок, который дергался и кричал оскорбления в адрес полиции, за что, по-видимому, и был пристегнут к стулу наручниками. Было настолько тесно, что колени больно упирались в колени мужичка. Подвинуться было некуда.

Привезли в отделение, снова начали обыскивать. Я уверял, что меня уже досмотрели, и предлагал, чтобы они связались с теми, кто меня сюда привез, но всем было плевать. Снова заставили раздеться, на этот раз полностью. С голым задом нужно было еще выполнить десять приседаний. Все это было противно, но меня уверяли: чем быстрее выполнишь указания, тем быстрее все закончится; они врали. Забрали паспорт, носили по кабинетам, что-то обсуждали. Затем заявили, что я злостный нарушитель, многократно превысивший скорость и бежавший от правосудия, очень радовались. На мои доводы, что у меня нет ни машины, ни прав, внимания никто не обратил. Отобрали шнурки и рубашку - остался в свитере на голое тело. Закрыли. Камера была двухместной. Проснувшийся от лязга стальных дверей и решеток сокамерник объяснил мне, почему забирают рубашку: «Недавно тут на параше мужик повесился. Из рукавов петлю связал и прям на углу двери повесился, поэтому рубашки запретили».

Так я впервые оказался в камере, площадью семь-восемь квадратных метров, где умещаются две шконки и туалет, отделенный стальной ширмой. Оставшегося места едва хватает, чтобы между этими локациями перемещаться. Состояние было обескураживающее, в одно мгновение меняется очень многое, момента уже не хватает, чтобы все это осознать, постулаты летят к чертям.

Часа через четыре - была уже ночь, но спать я даже не пытался - дверь открылась. «Веретенников, на выход», - крикнул сонный полисмен так, будто до меня было метров сто. Опять тот же кабинет, вернули паспорт, сказали, что компьютер что-то перепутал, мне тут сидеть не положено, для меня только штраф за распитие. Швырнули вещи на стол: «Свободен».

Было бы слишком просто, если б история на этом закончилась. В ту ночь я все-таки добрался до Вани, вечеринка еще шла, все были рады меня видеть. Рассказал все, что пережил, мы выпили пива, покурили гашиш и злость от произошедшего сошла на нет - всякое случается. Через неделю я заплатил штраф в 500 рублей через сайт госуслуг и совсем забыл о том случае. Но жизнь жестче.

Спустя пару месяцев мне на мобильный позвонил участковый - по крайней мере, человек, представившийся им. Спросил, почему я не оплачиваю штраф. Я удивился, не понял о каком штрафе речь, заверил его, что все, что было, я всегда оплачивал.

Странно, - замялся участковый и уверенно продолжил, - тогда тебе нужно сейчас подъехать в Электротехнический отдел (полиции №4 в Набережных Челнах - МЗ), написать объяснительную, что все оплачивал, чтоб не было больше вопросов.

У меня на тот момент была температура, и я как раз выпил лекарств и планировал спать. Сказал, что болею и зайду в ближайшие дни, когда мне станет лучше. Участковый сказал, что лучше не тянуть и сейчас он сам приедет ко мне домой.

Через полчаса раздался звонок. За дверью были два полицейских, они сразу зашли в квартиру. Я поздоровался, указал на кухню, где был приготовлен стол и стулья. «Одевайся теплее, - сказал один из них, не обращая на жест внимания, - поедешь с нами». Я сказал, что мы говорили про объяснительную и я могу написать ее дома. Позвонил участковому, описал ситуацию, тот сказал, что нужно все-таки подъехать, написать в отделе, потом довезут обратно. Я перестал понимать ситуацию и слегка запаниковал. Позвонил отцу, но толком ничего объяснить не смог, только что-то вроде «Пришли полицейские, забирают в отдел, говорят про теплые вещи, что-то про неоплаченный штраф, но о чем они - не знаю». То ли сотрудников взволновал звонок, то ли просто надоело ждать, но меня вытолкнули в подъезд, дали закрыть дверь и повели в машину.

Было очевидно, что все это не ради объяснительной. Телефон забрали в машине, посоветоваться было уже не с кем. Возили с часок по городу, набивали машину, в отдел привезли сразу пять человек. Через час очередь дошла до меня. В кабинете сидел полный мужчина, по голосу я понял, что это он представлялся участковым, но, скорее всего, им не был. «Штраф не оплатил, еще и врешь, - сказал он, листая какие-то бумаги, - раздевайся». Я стал возражать: «О каком штрафе вы говорите? Все, что получал, давно и вовремя оплачено». «Чек есть с собой? Ну вот и все, я не собираюсь разбираться, каждый так может сказать, что оплатил, что мне, всем теперь верить?» Еще минут двадцать я пытался доказать, что платил, что чек есть, чтобы мне хотя бы дали телефон и я нашел бы эсэмэски из банка или чек на госуслугах. Вместо этого он собрал бумаги и вышел из кабинета. Взамен зашли двое, приказали снять шнурки и выложить на стол все вещи. Снова посадили в камеру - в ту же самую.

На этот раз мне попался приятный сокамерник, парень чуть старше меня, который забыл расплатиться за отвертки в «Мегастрое». Я ему верил: он был солидно одет и представился прорабом строительной фирмы. Сказал, что в «Мегастрой» приехал на машине, набрал две корзины стройматериалов тысяч на пятьдесят и забыл выложить на ленту набор отверток. И волей случая наткнулся на злую начальницу охраны «Мегастроя». В общем, ощущение, что я не один попадаю в глупые ситуации, успокаивало. Вечером родители передали мне пакет с едой, мы поужинали, и я впервые уснул в камере. На следующий день нам сообщили, что в камерах мы ждем суда, который пройдет по скайпу в порядке очереди, причем мы были последними в очереди, до нас было еще пять отделов. За второй день очередь до нас так и не дошла. Было скучно. Читая надписи на стенах, я задался вопросом, чем их делают. В щелях между доской и стеной я нашел кусочки белого камня, похожие на мел, вторую половину дня потратил на узоры с пальмами и птицами на стене, в которой был дверной проем - когда дверь открывали с той стороны, стена была не видна.

На третий день после обеда нас перевели в другую камеру, она была тоже двухместной, и там уже было два человека. Объяснили нехваткой мест для новых посетителей, а нас сегодня уже все равно повыпускают, так что пока потерпим. Просто сидеть всем вполне хватало места - по два человека на скамье. Но вот встать, сделать пару шагов, размяться или пройти к туалету уже было трудно. Спустя еще несколько часов, в камеру завели еще двоих: пожилой старик зянял мое место на шконке, а я облокотился на входную дверь. Бледный парень из новой партии занял место за стенкой туалета. Так прошло еще несколько часов, воздуха не хватало, если он вообще там был, общаться не хотелось, все по очереди глубоко вздыхали и ждали. Казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Меня вызвали третьим по счету - было около шести вечера. Завели в другую камеру, без скамей, на стене висел телевизор с прикрепленной веб-камерой, под ним стоял системный блок. Весь экран занимало лицо женщины на фоне флагов - как я догадался, судьи. Весь процесс выглядел так:

Фамилия, имя, дата рождения.

Не оплатил штраф, вину признаешь?

Нет, потому, что штраф оплатил, могу предоставить чек, как только мне дадут такую возможность.

Суд удаляется для принятия решения.

Меня выгнали в коридор, через минуту выдали распечатанное решение. Суд постановил наложить штраф в двойном размере. В постановлении указывалось, что я признаю вину и раскаиваюсь.

Я снова вернулся домой, снова был повод для злости. Перед глазами стояла камера, набитая людьми, и ощущение беспомощности, отчаяния. Я встретился с приятелем-юристом, рассказал о произошедшем, попросил совета. Выслушав, он развел плечами: «Ну да, жестко, конечно, обидно, но вполне нормально, это не редкость, оспорить решение суда ты можешь, но моральной компенсации не добьешься, а на юристов потратишь больше, чем тысяча рублей штрафа». В итоге, немного успокоившись, я все-таки решил просто заплатить новый штраф и забыть об этом. Заплатил в этот раз через отделение Сбербанка - прямо напротив отдела полиции.

А спустя еще пару месяцев мне пришла повестка в суд. В ней говорилось, что я злостный рецидивист, уклоняющийся от уплаты штрафов.

29 июля 2015 года

Я собрал все чеки и собирался нести их в суд. Но за день до этого с криками «наркоконтроль!» меня схватили за локти и бросили лицом в траву. Надели наручники. Один из мужчин в черной одежде сел на мой велосипед. Согнув пополам, меня посадили в машину и отвезли в ближайший отель, где провели досмотр, на котором порвали и сломали половину моих вещей. Пытались даже разобрать велосипед, но, естественно, ничего не нашли.

Дальше был отдел ФСКН, находящийся в типовом здании детского сада. Меня завели внутрь. С порога я увидел Артура (Журавлева - МЗ), он сидел в наручниках на лавке, со ссадинами на лице. «Нас поимели», - сказал он, попытавшись развести руками. Меня провели дальше и посадили на стул. Рядом сидела девушка Ивана, с пустыми глазами; прошептала: «Восемь лет ему обещают». Сам Иван сидел в другом конце коридора, его взгляд тоже уходил далеко - сквозь стены детсада. Когда он меня заметил, пересел чуть ближе, заговорил громким шепотом. Речь была обрывистой: «Они все уже решили, нам нужно придерживаться легенды, что я бухгалтер, Артур директор, а ты поставщик, мы должны признать эту легенду и все подписать, с Артуром они уже договорились, отрицать нельзя, иначе будет хуже». На вопрос - что значит: «Будет хуже»? - он ответил, что тогда они все расскажут родителям. Ваня находился там уже часов десять. Я не знаю, что там происходило все это время, но мой лучший друг, директор IT -фирмы, спортсмен и немало повидавший в жизни человек явно успел потерять рассудок.

Согласно тексту приговора, примерно в начале апреля 2014 года у жителя Набережных Челнов Артура Журавлева возник умысел на сбыт наркотиков - «новых синтетических наркотических средств со сложным химическим составом, наркотического средства гашиш и психотропного вещества амфетамин» - как из рук в руки, так и через «закладки».

В том же месяце Журавлев вовлек в деятельность преступной группы своих знакомых Ивана Шведова и Евгения Веретенникова, а в декабре 2014 года, утверждается в документе, к группе присоединился Сагитов Р. А. Все они были осведомлены о незаконном характере плана Журавлева и желали незаконно обогатиться за счет продажи наркотиков, сказано в приговоре.

Затем, заручившись согласием участников группы, Журавлев распределил роли. Сам он решил отвечать за общее руководство и координацию: покупал синтетические наркотики у неустановленного лица в Санкт-Петербурге посредством закладок, транспортировал их в Набережные Челны, обеспечивал хранение и их расфасовку в своем жилище и в арендованном им помещении, отвечал за снабжение наркотиками соучастников, распределял вещества среди них, устанавливал стоимость и делал закладки, распределял доходы, обеспечивал меры конспирации и лично подыскивал покупателей.

Меня начали водить по кабинетам. Сначала меня повели «бить». Передо мной стояли три человека: двое смеялись, один, с грозным выражением лица, размахивал дубинкой, а я сидел в наручниках на стуле в центре комнаты. Сотрудники ничего конкретного не требовали, те, что без палок, толкали в плечи и спрашивали «ну чо?», а тот что с палкой, сказал: «Нам приказано тебя бить». Сперва я спросил: «За что?», потом до меня дошел абсурд происходящего и я удивился: «Приказано?». Мужчина замялся, убрал палку и сказал: «Ну, если все правильно сделаешь, не будем». Что имелось в виду под «правильно», никто не знал.

«Битье» на этом закончилось. Дверь открыл лысеющий мужичок - позже я узнал, что это оперативный сотрудник Альберт Деговцев. Он спросил: «Что у вас тут свидетель делает?» и повел в другой кабинет. Дальше был долгий ночной опрос, я уже хотел спать, но время было только четыре утра. Сначала передо мной положили опросы моих друзей и стали цитировать места, где они меня сдают, хотя от Вани я знал, что он ещё ничего не подписывал. Я уже понял, что скрывать что-либо бесполезно, признавал, что наркоман со стажем, много чего пробовал, рассказал, как и на каком сайте покупал, но этого было недостаточно. Лысеющий оперативник часто повторял мое имя - два-три часа подряд, просто сидел и повторял. Потом он сказал, что я должен подписать все, что он скажет, тогда меня оставят свидетелем. Затем начал что-то печатать, задавать мне вопросы. Я старался понять каждое слово, но все было как в тумане. Он просил подтвердить, что мои друзья зарабатывали миллионы, что видел, как они занимались продажей, я отказывался.

30 июля 2015 года

К утру я уже был в отчаянии. Ни в кабинете, ни в коридоре не было окон - казалось, что прошло уже больше суток. Опер сказал, что свидетелем мне уже не быть, шанс упущен. Последние пару часов он в красках описывал мое будущее. Мне уже не хотелось ни спать, ни пить, ни жить дальше, я уже верил к тому времени, что это конец. Напечатал он в итоге почти то же самое, что было в опросах, которые мне показал. Говорил правду: что нашёл в интернете магазины с запрещенными веществами, что мы скинулись и купили себе наркотиков, что знаком с Ваней и Артуром давно, и что мы часто курили вместе. Признавал все это я устно, именно такими фразами, а в напечатанном тексте все было несколько иначе. От усталости было сложно понять, что написано, к тому же Альберт не замолкал ни на секунду и убеждал, что это детали юридического языка, формальности, а по сути все то, что я говорил. Опер пошел домой, а меня снова вывели в коридор. На этот раз друзей видно не было, время узнать было негде.

Подсудимый Иван Шведов, согласно отведенной ему роли, должен был приобретать «электронные устройства», устанавливать на них «программное обеспечение», покупать сим-карты и открывать счета в платежных системах. Помимо этого, Журавлев предполагал, что он должен был, действуя вместе с Веретенниковым, забирать наркотики из закладок в Санкт-Петербурге и перевозить их в Набережные Челны, а там, уже совместно с самим лидером группы, расфасовывать их, упаковывать, и, «посредством целенаправленного общения в глобальной информационной сети Интернет, используя различные электронные идентификаторы», подыскивать покупателей, договариваться с ними о сбыте, «сообщать о виде и количестве» необходимого покупателям наркотика, участвовать в установлении цен на них и переводить полученные деньги в электронные системы, в дальнейшем обналичивая их.

Веретенников же, согласно плану Журавлева, изложенному в приговоре, должен был «выполнять роль курьера» - забирать наркотики из закладок в Петербурге и вместе с Шведовым перевозить их в Набережные Челны для последующей передачи главе группы, участвовать в установлении цен на наркотики, подыскивать среди своих знакомых людей, употребляющих наркотики, договариваться с ними о незаконном сбыте, лично встречаться с покупателями и продавать им гашиш по цене 1 000 рублей за грамм, оставляя себе «в виде вознаграждения часть полученного для незаконного сбыта наркотического средства для личного употребления».

Роль Сагитова заключалась в том, что он должен был с помощью планшета, предоставленного Журавлевым, доставать наркотики из закладок, либо лично получать их от главы группы, и обеспечивать их хранение на конспиративных квартирах, а также продавать наркотики и зачислять вырученные средства на QIWI -кошелек, «оставляя себе свою часть преступной наживы в размере от 150 до 300 рублей».

Я попросил воды у проходящего мимо мужчины.

А допрос уже был? - спросил он. - После допроса все будет, подожди. Пока можно только в туалет.

Это оказалось очередным испытанием. Сложно верить в силу закона, в права человека, в то, что у тебя вообще остались хоть какие-то права, когда пытаешься сходить в туалет с наручниками за спиной и с ними же пить ржавую воду из под крана, а защитники правопорядка смотрят и смеются.

Когда я снова увидел оперативника, я решил, что прошел день. На этот раз у него был мой мобильный. Он описал ситуацию так: «Мне нужно два свидетеля, которые скажут, что лично у тебя покупали наркотики. Лучше, чтобы ты сам выбрал двух человек. Если они все сделают правильно, мы их отпустим, иначе мы будем брать по очереди всех, с кем ты говорил по телефону и переписывался "ВКонтакте" и работать с ними жестко». Он сходу назвал первых пять человек, с которыми угрожал «поработать». Поразмыслив остатками сознания, я согласился на его предложение, уже зная, что значит «работать жестко», а также осознавая, что больше половины моих знакомых употребляют наркотики. Я указал двух человек из записной книжки, у которых, был уверен, нет при себе ничего запрещенного. Перед допросами их проводили мимо меня, чтоб я сказал им, что нужно говорить. Я угощал их гашишом, больше ничего не знают. Тогда я уже понял, что я попал серьезно, поэтому старался просто уменьшить взрывную волну.

На какой-то небольшой промежуток времени меня вывозили из здания - в ГНД, сдавать тест на наркотики, и домой на обыск. Дома никого не было - тогда шел дачный сезон. Мои ключи были у сотрудников. Тут все как обычно, нашли соседей-понятых, одной из них оказалась моя крестная, начали переворачивать квартиру. Предупредили, что лучше самому все выдать, иначе придут с собакой и перевернут еще сильнее. Я последовал совету, в протокол даже записали, что добровольно показал, где храню. Хранил, не мудрствуя, на столе. Оперативники обнаружили и изъяли пару плюх и бумажку со следами белого порошка. Забрали еще коробочку с мятными конфетами - одну, по просьбе оперативника, я съел при нем.

Допросы я помню почти так же смутно, как ночной оперативный опрос, да и мало чем они отличались. В дверях стоял все тот же Альберт, следователь требовал поставить еще одну подпись под теми же словами, а оперативник поправлял, если я что-то говорил иначе. Помню, что следователь постоянно улыбался, часто цокал языком и повторял «тяжко», «жестко». Мне объяснили, что молчащая женщина в углу - это мой адвокат, что права хранить молчания у меня нет, так как допрос уже начался, что любое отхождение от того, что я говорил ранее, только увеличит мне срок, потому что будет считаться ложными показаниями. Мой адвокат кивала головой. Следователь спросил, помню ли я, что говорил ранее, я ответил: «Смутно». «Сейчас напомню», - сказал он, повернулся к монитору и стал читать.

Текст был вдвое длиннее. Я замечал множество дополнений, пытался их оспорить, говорил, что это не мои слова. Следователь ответил, что я не могу отказаться от этих показаний, потому что это фактически доказанная оперативная информация, а я могу ее только дополнить. Адвокат кивнула. На моменте, когда рассказ пошел о названных мной товарищах, у следователя было записано, что они стабильно и много закупались у меня наркотиками. Я сказал: «Мы не так договаривались, я угощал их и всего один раз». Адвокат вступилась за меня, попросила записать с моих слов. Следователь отказался. По сути в допросе я так же, как и раньше, признавал, что покупал наркотики вместе с Иваном, какое-то время мои наркотики хранились у Артура, что курил их с друзьями. Появлялись новые абсурдные предложения о передаче денег, то ли Артуру, то ли наоборот, формулировки были неясными. Следователь настаивал, что я не могу ничего изменить, что это лишь цитаты из других допросов, адвокат кивала, а на строчке «свою вину в сбыте признаю, раскаиваюсь», сказала, что это про то, что угощал - мол, фактически это считается сбытом, а признать вину - единственная возможность уменьшить срок. Когда следователь закончил, я спросил: «Как я могу дополнить этот допрос, для чего я здесь присутствую?». Адвокат пояснила, что я могу согласиться частично и пояснить с чем несогласен. Не согласился с тем, что в допросе написано «продавал», я не говорил этого. Следователь допечатал с моих слов: «Я не занимался продажей наркотиков», показал мне и адвокату, после чего дописал «но иногда продавал знакомым людям», объяснив это тем, что тоже может вносить дополнения. Адвокат кивнула. Все подписались.

На самом деле все было так: я нашел онлайн-магазины, мы поехали в Питер, потусили там, скинулись и купили в найденных магазинах наркотиков - качественных и дешевых. Привезли в Челны, поделили, ну и, конечно, постоянно употребляли на разных тусовках. В деле все выглядело иначе: сначала я не понимал, зачем они добавляли детали вроде незначительного «... выполняя свою роль...», не придавал значения этим формулировкам, хоть некоторые и выглядели угрожающе. Нас с самого начала убедили, что преступление уже доказано, статья не изменится, и вопрос только в том, сойдутся ли наши показания. Только от этого зависит, смягчится ли наша вина.

Очные ставки мало чем отличались от допросов: нас сажали друг напротив друга, спрашивали, узнаем ли мы друг друга и не испытываем ли к друг другу ненависти и всего такого, после чего зачитывали допрос одного из нас, спрашивали, принадлежат ли ему эти слова, сразу уточняя, что слова по-любому принадлежат - вот подпись, изменить ничего нельзя - потом зачитывали допрос второго. Следователь объяснил, что подписи мы ставим не за то, что согласны, а за то, что прослушали. На очных ставках были те же, государственные адвокаты: родители узнали о том, что нас задержали, спустя сутки и не успели никого нанять. Здесь я узнал, что у Артура нашли пару кирпичей гашиша, пакетик таблеток, амфетамин и целую коллекцию психоделиков, что выдал он все добровольно и хранил в своем офисе - бизнес-центре «2/18», проще говоря, в Тюбетейке, у него была там студия звукозаписи. Узнал, что в деле есть еще два человека, с которыми я лично не общался - это были друзья Артура. Между мной и ними ставок не проводили. Еще узнал, что меня хотят посадить под домашний арест. Старший следователь сказала, что мне повезло - у меня будет время попрощаться с родными и собраться, и что на это у меня будет целая неделя. Может, даже две.

По одним данным, мы провели там сутки, по другим двое. Сам я не могу сказать с уверенностью, но когда нас повезли в изолятор, был вечер. Коллектив оказался неплохим: добрый взрослый армянин и два парня - один за наркотики, второй за нападение на таксиста. Армянин обвинялся в мошенничестве. Никто их них не был злым или агрессивным. Свою вину отрицал только один - утверждал, что ехал на такси с пьяным другом и тот отказался платить, а таксист запросил с него полную стоимость. В итоге к таксисту подъехали друзья и толпой избили парня, сами же подали заявление и назвались свидетелями. Обидная история, если тут все правда, хоть и вполне предсказуемая. Остальные не отрицали, что проказничали, и просто готовились отвечать. Выслушав мою историю, сказали, что мне не повезло, немного пообсуждали места лишения свободы и опыт общения с правоохранительными и судебными органами и больше к этой теме не возвращались. Пили чай, спорили о моменте зарождения жизни и энергии во вселенной.

На первом суде нам избирали меру пресечения. Нас отправили в изолятор: судья не давал мне домашний арест, пока в суд не явятся все собственники квартиры, включая бабушку и больного деда. Через неделю я все-таки оказался дома. Мне запретили пользоваться любой связью, звонить не разрешалось даже родителям - только следователю, инспектору и адвокату. Надели на ногу браслет, выдали устройство слежения, выглядящее как дисковый телефон с четырьмя кнопками: «звонить», «не звонить», «информация» и «вызвать полицию». За устройства я расписался более 20 раз, в дальнейшем каждую неделю требовали расписки, что все помню, не нарушаю, претензий не имею. В сумме на всяких бумагах за полтора года я поставил почти пять сотен подписей. Суд определил мне время прогулки - с 10 до 11 утра - в это время я мог выходить на улицу.

3 августа 2015 года

Первый день прошел утомительно. Состояние было подавленным и все таким же отчаянным. В основном, я занимался уборкой своих вещей на долгое хранение и собирал сумку, которую возьму с собой в тюрьму. Приходили родственники, высказывали мнения. Общались записками, опасаясь жучков - в изоляторе рассказывали, что это частая практика, ставят их во время обыска или заранее, приходя проверять, к примеру, пожарную сигнализацию. Я услышал тогда сильную фразу: «Смерть - это страшно, но сам ты раз - и умер. Для близких горе, но к этому можно привыкнуть. А твоя ситуация будет годами убивать и тебя, и близких, и привыкнуть к этому невозможно».

Еще в первый день я узнал про камеру, на которую сотрудники записывали все обыски - после моего они забыли ее у меня в комнате. На ней было видео с обыска квартиры Артура и несколько других, не связанных с моим делом. Посоветовавшись с адвокатом, отец решил, что ее стоит вернуть: без нее бы дело, скорее всего, чуть затянулось, пользы от этого не было. Он поехал в ФСКН и отдал ее лично в руки начальнику.

Долго думать, чем занять время пребывания дома, не пришлось: на следующее утро в семь часов в дверь позвонили. «Ты едешь со мной, - сказал оперативник. - Есть разговор». Следующие месяцы я провел в ФСКН - вечером меня отпускали домой, утром забирали снова. Никто толком не говорил, когда это закончится и когда уже будет суд - все изо дня в день обещали, что осталась примерно неделя. О сроке тоже говорили разное - в среднем это было восемь лет. Статья (228.1, часть 4, пункт «г») предполагала от 10 до 25, но обвиняли меня тогда только в покушении на сбыт, что отнимало 20% от срока. В первый же день мне объяснили, что это частая практика - оставлять одного из фигурантов на домашнем аресте, что есть еще шанс смягчить свое наказание, указав пару друзей, у которых будут при себе вещества. Адвокат настаивал на том же, только убеждал сделать это официально, в форме контрольной закупки, говорил: «Сдает каждый полуторный». Предлагалось признать всю вину и кого-нибудь сдать. В таком случае гарантированно и официально получаешь бумажку, фиксирующую, что ты сдал человека. На суде она вроде как дает скидку до 25% на срок.

Шли недели. Чаще всего я проводил время в одном и том же кабинете, у Деговцева, и ежедневно выслушивал разные истории про тюрьму, про судьбу людей, которые «поступили неправильно». Я пытался говорить с ним рационально. Он предложил сотрудничество - деанонимизировать каких-нибудь продавцов из открытого интернета, заметив при этом, что у них курс на натуральные вещества, может, кто-то выращивает дома, а за спайс им не платят. Я понимал, что смогу легко найти продавцов, они не особо умеют прятаться, но меня удивляло другое, - почему ФСКН сами этого не делают, не ищут, не закрывают и по сути, не выполняют то, для чего они есть. В общем, на предложение о сотрудничестве я ответил, что могу найти и показать какие-нибудь сайты, что в принципе они могли бы сделать и сами, но сдавать и подставлять живых людей, с которыми тем более меня ничего не связывает, я наотрез отказался.

Иногда Альберта не было в отделе, тогда мне назначали сиделку из остальных оперативников, которые, как правило, были этому не рады. В основном, я все так же выслушивал описание будущего, которое они мне готовили. «Сдавать не стыдно, все так делают», - повторял каждый второй. Один все же оказался изобретательным - выяснив, что я художник и знаю английский, поставил мне задачу, сделать ему дизайн толстовки с картинкой и надписью - так, чтоб там четко было написано, что он наркополицейский, но чтоб наркоманов не распугать. Надеюсь, этот парень успел погонять с красным листом марихуаны на всю грудь и подписью Staff Ranger .

Были и повторные очные ставки, на них мало что изменилось, были уже нанятые адвокаты, они советовали не отрицать сказанного, лишь добавлять «наркотики не продавал», а при сильном изменении текста могут добавить статью за ложные показания.

Адвокат продолжал настаивать на практике: он сам долго проработал старшим следователем и с уверенностью утверждал, что делается только так. Еще от него я впервые услышал, что если бы я убил человека, работать было бы проще - там гораздо больше оправдательных приговоров и сложнее доказывать, а здесь достаточно просто слов. Почти каждый разговор с ним заканчивался фразой: «Решение, конечно, за тобой, но ты хорошо подумай, что для тебя важнее». В одном я ему точно верил - если уж человека взяли, его посадят. Это, опять же, практика, а по практике, если человек арестован, приговор будет обвинительным.

Сентябрь 2015 года

Внезапно у меня появился второй адвокат - оказалось, его нанял дядя по советам друзей. Новый был моложе и, как минимум, согласился рассмотреть разные варианты линии защиты. Иметь двух адвокатов оказалось накладно и непродуктивно, поэтому от первого я решил отказаться. Второй, к слову, был бывшим замначальника ФСКН.

Он тоже не отрицал, что вся следственная структура держится на рыночных отношениях, но я с первого раза убедил его, что не буду никого сдавать, и к этой теме он больше не возвращался. Мы с ним пошли к нынешнему замначальника, и тот предложил новый вариант: сначала сделать на деньги ведомства контрольную закупку на рампе (RAMP, Russian Anonimus Market Place - крупнейший русскоязычный маркет в дип-вебе - МЗ), где я и покупал вещества, а потом съездить в Петербург и показать им закладку. На этом мы почти договорились, но, посоветовавшись, он понял, что это никак не поможет поймать продавцов. Предложил другой вариант: так как им нужно больше громких дел и изъятого веса, я могу добровольно выдать им определенное количество наркотиков; это не наказуемо, а взамен я получу положительную характеристику для суда от ФСКН. По сути от меня требовалось беспалевно купить 100 грамм кокаина, амфетамина или килограмм марихуаны или гашиша и официально им выдать то, что можно сказать, «нашел». Я подумал какое-то время, но в итоге отказался от предложения: совесть не позволила мне его принять, да и в мою линию защиты мало вписывался добровольно выданный килограмм травы.

Время шло, заканчивался срок домашнего ареста, с разных сторон я начал слышать про взятки. Никто не называл конкретных сумм, но речь шла о продаже машин, квартир и крупных кредитах. Разумеется, мне самому ничего не предлагали - выходили на родителей. Я просил их игнорировать подобные предложения. По слухам, и у родителей моих друзей было достаточно таких возможностей. Меня убивало уныние, ничего толком не происходило, не менялось, напряженность и суета делали меня беспомощным и подавленным. Злила мысль о том, что те, кто собирается меня посадить, кроме своих зарплат, хотят срубить еще как можно больше. Все говорили, что за деньги можно только уменьшить наказание - в законе для этого указан диапазон сроков, изменить статью за деньги нельзя - только за «большие деньги». Запомнил с того времени фразу «Официальный прайс выставят перед последним судом - пока не стоит торопиться».

Октябрь 2015 года

Через два месяца закончился срок домашнего ареста, и я думал, что на этом моя волокита и закончится. Но нет: на очередном суде нам просто продлили меру пресечения еще на два месяца. Следователь заявил судье, что ему нужно еще немного времени - пару недель.

Шла осень, уныние крепчало. В ФСКН меня уже не привозили - я должен был добираться сам. Разрешили приезжать на велосипеде. Это было странное чувство - свобода, движение, ветер в лицо, закат над рекой, но при этом я еду к следователю на очередной допрос. Или от следователя, и жду при этом, пока все, наконец, закончат свои бюрократические формальности. А затем меня посадят.

В очередной беседе с адвокатом выяснилось абсурдное обстоятельство. Тот факт, что у меня не нашли ничего уголовного ни при себе, ни дома (за две плюхи с обыска мне грозило максимум 15 суток или штраф), не играл мне на руку, наоборот, сильно усугублял положение. «Пойми, тебя должны посадить, это практика, сейчас решается только, на сколько и по какой статье, - объяснял адвокат, - и если бы у тебя нашли достаточный вес, можно было бы поторговаться и перейти на "хранение", получить свои четыре-шесть лет». Теперь же из того, за что меня можно было посадить, оставалось только «разделение преступного умысла с организованной преступной группой, собирающейся сбыть наркотики в крупном размере». Звучало забавно; я не понимал, как можно доказать это, имея только слова, но знал, что докажут.

Как сказано в приговоре, действуя в соответствии со своими ролями, в начале лета 2015 года Шведов и Веретенников на неустановленном автомобиле выехали в Петербург, где по указанию Журавлева связались в неустановленный день с неустановленным лицом на неустановленном сайте и посредством закладок купили у него 166 граммов гашиша, 11,27 грамма смеси с содержанием MDMA , 0,0189 грамма DOB , 49 грамм смеси с содержанием амфетамина, 21,6 грамм смеси с содержанием метилендиоксипировалерона, 10,6 грамма смеси с содержанием мефедрона и 0,34 грамма смеси с содержанием 2-CB , которые перевезли в Набережные Челны и стали хранить на личной квартире Журавлева и в его офисе.

В июне, говорится в приговоре, Журавлев передал Сагитову 2,47 грамма гашиша, которые тот 17 июля 2015 года продал ранее осужденному за сбыт наркотиков Ишманову Д. Ф. за 3 000 рублей, встретившись с ним в подъезде своего дома. В свою очередь, Ишманов продал гашиш Полякову Е. С., уже судимому за хранение наркотиков. В дальнейшем гашиш был изъят в его квартире.

24 июня 2015 года, говорится в приговоре, Журавлев договорился с посредником Васильевым И. Н. о продаже наркопотребителю Сафуанову Р. Д. двух граммов смеси с MDMA и 3,6 грамма смеси с амфетамином. Сафуанов перевел на карту Васильева 22 тысячи рублей, а тот, в свою очередь, отдал ему наркотики, которые забрал у Журавлева. В дальнейшем они были изъяты в квартире Сафуанова. В том же месяце Журавлев передал Сагитову 0,82 грамма гашиша. 28 июня он договорился о продаже со своим знакомым Куриным В. С. Встретившись с ним в тот же день у продуктового магазина, Сагитов передал ему наркотик и получил за это тысячу рублей.

Меня начали вызывать реже, иногда я оставался дома на целый день. По утрам во время прогулок обходил свой комплекс, иногда выбирался на бульвар. Подолгу пил чай, смотрел в окно - там бурлила жизнь, играли дети, люди выходили из дома и возвращались домой. Я начал подкармливать птиц, вскоре они ждали меня по утрам на подоконнике. Вспомнил, что незадолго до задержания купил гамаки для вечеринок на открытом воздухе. Следующим утром повесил один из них на два дерева во дворе и целых две недели наблюдал, как формируются социальные отношения между детьми. Сначала боялись ничейной вещи, потом начали появляться хозяева, потом, чтобы доказать, чей это гамак, даже стали драться. Но главное, что он никогда не пустовал, и было интересно.

Ноябрь 2015 года

Мне почти перестали звонить из ФСКН, о сроках говорили все так же расплывчато: пара недель, максимум месяц, уже почти все готово. Начал смотреть фильмы, которые давно не было времени осилить. Внезапно за мной приехали. «Одевайся, - говорят, - поудобней и потеплей, обувь без шнурков лучше, с собой только паспорт». Немного запаниковал, не ожидал такой внезапности, надеялся, что предупредят заранее. Позвонил адвокату, он сказал, что это еще не финальный суд, что-то рядовое, ему присутствовать ни к чему. Оперативники попались человечные, объяснили, что пришли анализы из ГНД. За то, что я наркоман, мне полагается двое суток или штраф, повезли на суд. Приговор был уже напечатан и даже не озвучивался - просто выдали бумажку. По пути опера завезли меня в магазин, посоветовали купить воды, сигарет и чая, потом доставили в изолятор.

В камерах я уже бывал - эта была уже четвертой, на этот раз десятиместная, со столом и двухъярусными кроватями. Играли в шахматы, травили байки, за двое суток я почти прочел книгу - что-то про полет валькирий, фантастика про российскую политику. Сокамерники, услышав мою историю, хлопали по плечу и говорили «хреново, парень, хреново». Расскажу о предыдущем опыте попадания в изолятор, незадолго до этой истории. Тогда это вызывало у меня сильную злобу - до тряски рук и скрипа зубов, сейчас же воспринимается вполне адекватно, просто такие порядки.

Ноябрь 2015 года

В конце осени меня внезапно забрали из дома в семь утра, доставили в знакомое здание детского сада. Сначала я узнал, что в деле заменили следователя - новый был заметно старше, но никакой практической пользы мне от этого не было. Он сообщил, что пришли результаты экспертиз, и в них есть пара неувязок, а так как завтра в город должна приехать проверка, скорее всего, во главе с самим Путиным, нужно привести все дела в порядок. Оказалось, что эксперты не смогли определить состав мятных конфет из моей железной коробочки. Следователь объяснил: «Тут написано, что изъято 63 таблетки белого цвета, вещество не опознано, полностью израсходовано. Получается, я не могу его ни на повторный анализ отправить, ни тебе приписать, так что нужна просто объяснительная, в которой ты заявляешь, что это были конфеты». Меня рассердило, что даже на таком официальном уровне, как экспертиза, где правила должны соблюдаться особенно строго, они просто украли мою вещь. Мне нравились эти конфеты, они были мне дороги, я зацепился за фразу следователя, что вменить вещество мне все равно не смогут, и в объяснении написал, что хранил в коробке 63 таблетки чистейшего кокаина. Следователь заволновался, взял телефон и вышел из кабинета.

Через пять минут на моей «уфсин-мобиле» - так я назвал кнопочную раскладушку, по которой меня должны были находить следователи и инспектор - позвонил адвокат. «Я оценил твою шутку, но стоит хорошенько подумать. Если оставить все, как есть, скорее всего, пара человек получит по ушам, на какого-нибудь эксперта, возможно, даже заведут уголовное дело, но чем эта ситуация поможет тебе? Просто наживешь себе врагов, которые, если разозлятся, запросто найдут пропавшие 63 таблетки кокаина». В итоге в деле осталась строчка: «По существу поясняю, что эксперты съели мои конфеты». На следующей встрече со следователем адвокат напомнил про шутку с кокаином и по случаю рассказал историю про камеру, забытую на обыске. В те времена был другой адвокат и другой следователь, для нынешних это было легендой. «Что ж вы ничего не выменяли ни за камеру, ни за экспертизу, я б на твоем месте давно уже соскочил, - удивленно обратился ко мне следователь. - Эх, не умеешь ты торговаться». Это было правдой.

Зима 2015-2016 годов

Время шло, я сидел дома, новым обстоятельствам в деле появиться было неоткуда, мы не понимали, чего ждут следователи. Через четыре месяца был очередной суд по избранию меры пресечения, по практике ее не меняют, и я продолжал оставаться на домашнем аресте. Все время ходили слухи о близости суда - всегда обещали «неделю-две». Был еще слух, что все должны закончить до конца года, но вместо этого последовало еще одно продление, перед самым Новым Годом. На том заседании адвокат попросил увеличить прогулку до двух часов, суд удовлетворил просьбу. Там же я услышал, что в конце года дела не сдают, потому что отчет уже сформирован и они просто не зачтутся в статистику раскрываемости. Теперь говорили про январь. Стало ясно, что Новый год я встречу дома. Новый, 2016 год.

Оставшаяся часть наркотиков - то есть 163 грамма гашиша, 9,27 грамма смеси с MDMA , 0,0189 грамма DOB , 46,2 грамма смеси с амфетамином, 21,6 грамма метилендиоксипировалерона, 10,61 грамма смеси с мефедроном и 0,34 грамма смеси с 2C-B - были изъяты сотрудниками ФСКН. Часть из них изъяли на квартире Журавлева и в его офисе, а часть - на квартире Сабитова, говорится в приговоре

За два часа прогулки можно было успеть гораздо больше - например, я побывал на выставках в музее истории города, увидел новую набережную, прыгал в батутном парке, фотографировал сусликов на первой дороге и даже катался с мамой на лыжах в лесу. Хотя со временем прогулка стала надоедать: я поздно ложился, было тяжело собираться утром, да и идеи закончились - окрестности я уже знал наизусть. В дальнейшем я гулял только по выходным с мамой, ну и иногда меня вытаскивала на прогулку девушка. Она помогала не унывать и не уйти в полное одиночество. В гости раз-два в неделю заходили пара друзей, один из них свидетель. Со временем было все сложнее находить темы для разговоров, ничего нового у меня не происходило. Сложно было придумать, что написать в письмах моим друзьям в СИЗО; они сидели в Чистополе.

Ближе к марту ФСКН расформировали. Структуры больше не было, однако для меня ничего не изменилось: дело было открыто, следователь был тот же. Он вызвал меня ознакомиться с материалами дела. Следователь был заметно расстроен происходящим со структурой, мой адвокат отпустил по этому поводу пару шуток, сказал, что давно нужно было уходить - на гражданке спокойней и денег больше. Тяжело выдохнув, следователь подытожил: «Только все наладилось, как снова не в тот карман полезли». Вернулись к делу.

Томов было 11, каждый толщиной с полкирпича, вся стопка была примерно полметра высотой. Интересной информации при этом там было мало - сомневаюсь, что хоть кто-то прочитал его полностью. Было много распечаток банковских операций, списки звонков, протоколы обысков, результаты экспертиз. Между тем, новые детали все же были. Например, я думал, что нас определят как группу лиц по предварительному сговору, оказалось, что нам все-таки шьют ОПГ - срок теперь варьировался от 10 до 25 лет.

Из дела я узнал, что все началось с участкового по имени Поляков Евгений Сергеевич, капитана полиции, который курил гашиш. В июне 2015 года его выследили и задержали сотрудники ФСКН, на месте у него изъяли 2 грамма гашиша. Судя по его показаниям, он раскаялся, согласился сдать и подставить человека, у которого покупал. Так и поступил. Сам участковый получил год условно. Его неоднократно вызывали в суд по нашему делу в качестве свидетеля, но он так и не явился. Его лицо я видел только на официальном сайте МВД, судя по которому он продолжает занимать свою должность.

Участковый Поляков сдал некоего Ишманова, который тоже пошел со следствием на сделку - дал признательные показания, помогающие разоблачить других преступников. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Так в цепочке появился еще один человек: он покупал гашиш у некоего Сагитова, который тоже сидит в Чистополе, и указывается как член преступной группы. За Сагитовым следили, его телефонные разговоры прослушивались. Насколько я знаю, его арестовали одновременно с Артуром. Еще был некто Кунин, который тоже, судя по материалам, купил гашиш у Сагитова.

Еще в деле фигурировал некто Сафуанов, он купил таблетки MDMA у Васильева, который, в свою очередь, взял их у Артура. Сафуанова арестовали по дороге в Казань и изъяли наркотики. Он дал признательные показания и получил шесть лет условно. С Васильева взяли подписку о невыезде, при этом он так же определяется в обвинении как член преступной группы. Итого: численность преступной группы достигла пяти человек.

Ивана арестовали дома, он жил с девушкой в съемной квартире. Ему позвонили на мобильный и попросили передвинуть машину. Скрутили в подъезде.

Обо мне до момента задержания в деле не упоминалось - я подозреваю, что меня решили брать уже после задержания Ивана и Артура. Я много раз звонил на телефон Артура, когда он пропал, в тот момент его мобильный был у оперативников, и на экране периодически появлялись мои имя, фамилия и фотография. Вечером того дня мне позвонила его девушка в слезах, сказала что у Артура отобрали машину, а сам он лежит без сознания и она не знает, что делать, я приехал на велосипеде к месту встречи, где и был скручен. Ее еще днем забрали с улицы вместе с сестренкой и собакой, по ее словам, заставили позвонить мне, угрожая ей и младшей сестре тюрьмой. Официально это называлось оперативно-розыскным мероприятием. В деле были расшифровки звонков Артура, среди которых были и наши с ним беседы, но к делу отношения они не имеют.

Весна 2016 года

На следующей встрече со следователем мне предъявили официальное обвинение. Предъявили мне сбыт гашиша Полякову и Кунину и сбыт таблеток Сафуанову. Этих людей я не знал, но обвиняли меня в общем преступном умысле о сбыте им наркотиков. Тех людей, которые на самом деле продали им вещества, я тоже не знал. Также мне предъявляли «разделение общего преступного умысла в покушении на сбыт наркотиков жителям города Набережные Челны, нуждающимся в их употреблении». Так и написано: разделял умысел в приготовлении к сбыту нуждающимся. Только с кучей красочных дополнений, вроде «предвидел возможность и неизбежность наступления общественно-опасных последствий в виде причинения вреда здоровью населения и общественной нравственности и желал их наступления, то есть действовал с прямым умыслом». Продлили домашний арест, дело отправили в суд. Шел май.

Первое заседание назначили на 8 июня. Было страшновато: я не знал, чего ждать, а по предыдущему общению с судом был уверен, что приговор уже напечатан - остальное просто формальности. С другой стороны, мне уже порядком надоело проживать эти последние «две недели», хотелось какой-то ясности. Хоть многие и говорили «Радуйся, что пока дома сидишь», меня это совсем не радовало. Адвокат предупредил: за один день вряд ли успеют, будет несколько заседаний.

В суде я снова увидел друзей - впервые за почти 10 месяцев. Выглядели они неплохо, но усталость и волнение на лицах были заметны. Первое заседание не внесло практически никакой ясности, начали зачитывать материалы дела, было сложно что-то понять из тихой, монотонной речи прокурора. Дело я уже читал, поэтому от скуки разглядывал зал, прокурора, судью, адвокатов, друзей, искал интересные детали. Как правило, заседание длится два-три часа, и ближе к 12 судья объявил перерыв... почти на три недели! То есть еще как минимум три недели так называемой свободы. Начиналось лето, я снова достал велосипед.

Лето 2016 года

Теперь было понятно, что в деле уже ничего не изменится. Остались процессуальные детали, стало немного спокойнее. Я решил, что три недели оставили потому, что суд еще не успел принять решение, а после будет несколько заседаний подряд и все закончится. Теперь конец виделся четче, и это заставило радоваться последним молодым дням на воле. Иногда получалось забыть на время о грядущем и просто встречать волосами солнце и ветер. Потом будильник оповещал, что до конца прогулки 15 минут, пора было возвращаться домой. Некоторые вещи вызывали угнетающие мысли, страшные, жестокие.

Например, у меня тогда было две собаки, одна уже старенькая. Учитывая собачий век, я понимал, что когда меня заберут, я больше ее не увижу, никогда. Было и кое-что пострашнее: два старых деда, одна бабушка. Чаще всего получалось избегать тяжких дум. Не меньшую тоску вызвали мысли о личной жизни, судьбе моих отношений с девушкой и о ее судьбе. Много раз я хотел предпринять радикальные решения, расстаться, чтоб меньше страдать позже, но что-то удерживало. Мы обходили эти мысли и учились радоваться тому, что есть, настоящему.

Дни до суда прошли почти незаметно, даже могу сказать, что прожил их в настоящем времени, а не в привычном уже ожидании. На этот раз суд был плотнее - два дня подряд, хотя по итогу снова ничего не изменилось. Но по меркам скучной жизни на домашнем аресте суды все равно событие значимое: на них я видел друзей, видел хоть и вялое, но течение жизни за пределами квартиры. Адвокаты в ожидании судьи обычно обсуждали маникюр или новый айфон, но иногда рассказывали и интересные истории.

Васильев, обвиняемый в пособничестве в приобретении наркотиков в крупном размере, вину признал полностью, за исключением обвинения в участии в организованной группе по сбыту. Остальные подсудимые признали вину частично. Сагитов признал, что приобретал у Журавлева гашиш для личного употребления, подтвердил факт сбыта Ишманову и Кунину, а также хранение изъятого у него на квартире вещества. Журавлев, говорится в приговоре, рассказал, что в апреле 2014 года он, Шведов и Веретенников купили гашиш в Санкт-Петербурге и привезли его в Набережные Челны, где разделили на троих. Спустя год они же стали обсуждать возможность купить наркотики в интернете: Веретенников показал, на каких сайтах это можно сделать, а Шведов «нашел возможность оплатить наркотики». После этого Журавлев, согласно его показаниям в суде, рассказал о предстоящей поездке в Петербург Сагитову, тот решил купить наркотики вместе с ними и дал около 20 тысяч рублей. Вернувшись, Шведов и Веретенников передали их Журавлеву. Он унес их к себе домой, а затем отдал причитающиеся им доли Веретенникову, Сагитову и Шведову. Факт сбыта Сафуанову через посредничество Васильева подсудимый отрицать не стал.

«Данные наркотические средства предназначались для личного употребления, но не для сбыта. Участие в организованной группе по сбыту наркотиков, а также руководство этой группой не признал, показал, что все запрещенные вещества, обнаруженные у них, приобретались и хранились исключительно для личного употребления, он выдавал эти наркотики Сагитову, Шведов и Веретенников по их просьбам», - пересказываются в приговоре показания Журавлева.…>

Например, я узнал, что мы не одни такие: во-первых, 80% всех заключенных в России сидят по 228 статье. Это удобная статья, имеющая большую практику и легко доказуемая. Всего заключенных в российских тюрьмах к 2016 году насчитывалось 646 000 человек. Это как все население Набережных Челнов. Персонал тюрем - это еще 300 000 человек. Ну и еще 304 000 отбывают условный срок или находятся под домашним арестом. Однако при том, что за год общее количество заключенных уменьшилось, в стране открыли девять новых тюрем и построили 15 дополнительных корпусов в существующих. Реальность такова, что часть россиян просто живут в тюрьмах.

Услышал свежую и наглядную историю о ловле наркоманов, случившуюся уже после расформирования ФСКН. Поймали двух парней, молодых и амбициозных, с одним косяком на двоих. Веса не хватало на уголовную статью - только административка, до 15 суток или штраф. По этому случаю были предприняты следственные меры: им устроили допрос. Сначала спросили, курили ли они этот косяк. Анализы уже все показали, так что ребята не отрицали: «Курили». Потом спросили, чей он был изначально. Тот, у кого из кармана взяли, говорит: «Мой». Начали выяснять, как он тогда попал ко второму, пугать 229-й (кража наркотических средств). Второй ответил, что взял у первого с его согласия. Но косяк изъяли у первого, значит он его вернул. Майор говорит: «Ну вот, а вы боялись. Все добровольно, никто ничего не украл, денег друг другу не платили, ставьте подписи и можете идти домой, выпишу штраф вам, даже родители не узнают». Парни с облегчением выдыхают и ставят подписи. Бинго! Сбыт группой лиц по предварительному сговору! Статья 228.1, часть 3, пункт «а», срок от восьми до 15 лет. Любая передача является сбытом, от двух человек считается группой, они оба знали, что это косяк и передавали его сознательно. Проще некуда - протокол без изъянов. Парни даже без уголовного веса уезжают на 10 лет. Говорят, повезло еще - могли и на 15 уехать, да еще и со штрафом до 500 000 рублей.

За два дня прошло четыре заседания. Не помню уже, сколько прочитали томов. Новый перерыв объявили на месяц, даже чуть больше - в июле заседаний не было вообще. Снова я старался жить настоящим, не думать о том, чего не могу изменить, но со временем это становилось всё труднее. Тревожила новая мысль: я не мог представить ситуации, в которой меня не сажают. Настолько поверил в неизбежность заключения, что другого варианта просто не видел, и самое страшное - не хотел. Не осталось уже идей, планов, амбиций, не осталось желания жить. Я просто считал дни до конца, на этот раз мне их выдали 33 штуки.

Получил после заседания письмо от Вани. Пытается держаться, не унывать. Он все это время провел в одной десятиместной камере, думаю, это даже жестче, чем тюрьма, потому что в ней все-таки есть жизнь, а здесь - просто ожидание и очень маленькое пространство. Оказалось, там не так уж мало знакомых: передавали приветы. Что расстроило - был привет от Эдика, приятеля, с которым мы катались на велосипедах уже после моего задержания, которому я все подробно рассказал. Посадили его по той же статье. Видимо, учимся мы только на своих ошибках.

Шведов и Веретенников на суде подтвердили, что действительно ездили в Санкт-Петербург покупать наркотики, поскольку там они были дешевле. Скинувшись по 45 тысяч рублей, они перевели сумму в биткоины, затем отправили продавцу и забрали закладку. Наркотиков оказалось больше, чем предполагалось, о чем их и предупреждал продавец - за это время курс биткоина несколько упал.

«По приезду [в Набережные Челны] пакет с наркотиками он передал Журавлеву А., при этом присутствовал Веретенников Е. Каких-либо разговоров о сбыте они не вели, наркотические средства приобретались исключительно для личного употребления. В организованной группе он не состоял. Из указанной партии он свою долю получил в полном объеме, которую затем выкурил, но ему также причиталась часть наркотика, которая была обнаружена у Журавлева А., поскольку это дополнительные наркотики из партии, полученные бонусом», - пересказываются в приговоре показания Шведова.

«Наркотик гашиш в Санкт-Петербурге он приобретал для личного употребления. Точные обстоятельства приобретения наркотиков он не знает, так как забирал их Шведов И., затем с наркотиками они вернулись в Набережные Челны, где Шведов их передал Журавлеву А. Через какое-то время возле дома Журавлева А. он забрал у последнего причитающуюся ему долю наркотика гашиш в виде горсти фольги, которые он употреблял сам. Не отрицал того обстоятельства, что этими наркотическими средствами он угощал своих знакомых - вместе их курили, также вместе употребляли наркотические средства с Журавлевым и Шведовым. Причастность к самостоятельному сбыту и сбыту в группе отрицал», - говорится там же о показаниях Веретенникова…>…>…>

Примерно в середине лета у участкового, с которого все началось, закончился его условный год. Получается, гашиш мы курили одинаковый, только я до сих пор ждал решения суда, и наказание мне светило гораздо более суровое.

Человек со временем ко всему привыкает, но к ожиданию привыкнуть невозможно. Когда долго чего-то ждешь, начинаешь сам становиться этим, сквозь время твое настоящее оказывается там. В тюрьме люди живут ожиданием свободы, пытаются стать ей, готовятся, стремятся, планируют, мечтают. Я же стал сам для себя тюрьмой и до сих пор так живу. Физическое состояние тоже ухудшилось: кроме того, что я стал очень мало двигаться и не забочусь о физической форме, я почти перестал есть. Не помню уже, что такое чувство голода, мысли о еде вызывают тошноту. Пищу употребляю в последнее время просто чтоб не болел от голода желудок. Немного страха во мне осталось, боюсь перемен, но желание, чтобы все это скорее закончилось, гораздо сильнее. Знаю, что в тюрьме начну поправляться, начну мечтать.

Очередные суды не добавили новостей. Материалы дела дочитали, приступили к опросу свидетелей. В основном, это были понятые с задержаний, досмотров, обысков. Приглашали по нескольку человек, на заседание приходило два-три человека, иногда и вовсе один за весь день. Приходили и пожилые люди, некоторых приводили приставы. Целесообразность была сомнительна - все они уже ставили подпись в протоколах. Как правило все было по одной схеме:

Свидетель такой-то, были понятым на обыске?

Все там поняли?

Все понял.

Можете идти.

Адвокаты задавали дежурные вопросы: «Известно ли вам что-то о причастности кого-либо из присутствующих к преступной деятельности?», все, разумеется, отвечали, что нет. Одного парня привели в шортах и шлепанцах, по-моему, он был под чем-то. Соглашался с тем, что обыск был в июле, но настаивал, что был одет в зимнюю куртку, в связи с чем заявил, что июль был зимой. Услышав про ответственность за ложные показания, взял слова назад. Услышав, что вопросов к нему больше нет, сел рядом со мной на скамью подсудимых. Свидетелей в деле оказалось 42. Суд был похож на цирк, только это был грустный цирк.

В приговоре перечисляются доказательства вины подсудимых - прежде всего, это их показания, данные на следствии, в которых они якобы рассказывали об «обстоятельствах своей деятельности, связанной с оборотом [наркотиков]», составе организованной группы, методах сбыта и ценах, использовании технических средств, покупателях, методах конспирации и конкретных обстоятельствах сбыта. Помимо этого, говорится в приговоре, вина подсудимых подтверждаемся показаниями свидетелей. За исключением полицейских и понятых, их в деле четверо. В судебном заседании ни один из них не подтвердил, что ему известно что-либо о причастности обвиняемых к сбыту наркотиков, после чего в связи с «существенными противоречиями» гособвинение огласило показания этих свидетелей, данные на следствии.

Так, в протоколе допроса сожительницы Журавлева Лариной рассказывалось, при каких обстоятельствах ее молодой человек и его друзья Шведов и Веретенников решили продавать наркотики в Набережных Челнах и как стали ездить за ними в Санкт-Петербург. В показаниях сожительницы Шведова Пашутиной говорилось, что ей было известно о «каких-то общих заработках» подсудимых, о том, как часто она слышала от постоянно разговаривавшего по телефону Ивана фразу «пусть закинут на QIWI », и о том, что иногда Журавлев «пачками» давал ее молодому человеку деньги. Свидетель Усманов рассказал следователям, как покупал гашиш у своих старых знакомых Журавлева и Веретенникова. В показаниях еще одного свидетеля, Плохотнова, говорится, что тот трижды покупал у Веретенникова гашиш и марки.

«Указанные выше и оглашенные показания подсудимые и свидетели в судебном заседании подтвердили частично либо не подтвердили полностью, при этом показали суду, что давали эти показания под давлением сотрудников УФСКН, в болезненном состоянии, в состоянии наркотического опьянения, а также в состоянии, не позволяющем в полной мере отдавать отчет своим действиям в связи с наличием психического расстройства», - говорится в приговоре. Для проверки в суд были приглашены сотрудники ФСКН и оперативники, которые слова свидетелей опровергли, отмечается в документе.

От суицидальных и просто тяжелых мыслей, спасение для себя я нашел в эскапизме - уходил в мир воображения. Фильмы, сериалы, книги, а главным образом, компьютерные игры и сон. Сначала просыпаться по утрам было пыткой. Я открывал глаза, обнаруживал на ноге браслет, не хотел верить, что это на самом деле, не хотел больше открывать глаза. Но со временем поймал ритм: спал, сколько хватало сил. Когда просыпался и получалось уснуть снова, сны становились ярче. Иногда даже получалось их контролировать, рисовать, продолжать предыдущие. А когда глаза уже не закрывались, когда реальность начинала душить, я полз к ноутбуку и запускал «Хартворлд». Благо, люди придумали игры про выживание, которые отлично заменяют настоящую жизнь. Суть там в том, что ты начинаешь игру с нуля, голым, на необитаемой земле, находишь ветку, еще одну, потом камень, делаешь топорик и пытаешься не умереть от голода, холода, диких животных, затем по камешку строишь жилище. Через месяц ты уже охраняешь свой замок от других игроков, участвуешь в войнах, заключаешь союзы. В общем, там всегда хватает дел, чтобы мысли о реальном мире не появлялись вообще. Играл до тех пор, пока глаза не слипались, а сил оставалось ровно на два шага до кровати.

Так, незаметно, в реальной жизни прошло несколько месяцев. Я почти не общался с друзьями, родственниками, встречи были поверхностны, любые темы скучны, я хотел быстрее вернуться к своему миру. На прогулку по выходным меня буквально вытаскивала мама. Иногда к этому времени я еще не спал и после возвращения садился играть, продумывая за эти два часа план постройки новой башни. Так прошло несколько судов. Сидя на них с блокнотом, я проектировал здания, разделял границы, а за три часа обеденного перерыва успевал прийти домой и отбить нападение врагов. Но со временем надоело и это. Наиграв в одну игру 1 500 часов, бродя по своим владениям и понимая, что давно уже все сделал, я чувствовал ложь происходящего. Искал другие игры, нырял в другие миры: 500 часов в новом мире, и 500 в еще одном, в ГТА-5 онлайн по сюжету я даже содержал плантации марихуаны и кокаиновые склады. Судя по игре, это весело. Так продолжалось еще пару месяцев, пока в одной из стимовских игр мне не выпала шмотка, которую можно было продать за игровую валюту, - золотой ракетомет. Впервые за очень долгое время у меня появился план, вызвавший искреннюю улыбку. Я обзавелся целью.

Осень 2016 года

На реализацию плана ушел почти месяц. Я все еще спал и играл большую часть времени, но при этом чувствовал: происходит что-то настоящее, интересное, мое и, что особенно важно, задача была не из простых. Необходимо было перевести игровые деньги в криптовалюту - в конечном итоге в биткоины. Не буду описывать все действия и шаги, их было немало. Скажу только, что по прошествии месяца на моем столе лежал гашиш. Забытые и забитые воспоминания нахлынули теплой волной: я вспомнил друзей, наши ночевки под открытым небом, путешествия, вечеринки, трипы, ссоры, проблемы, решения, время, ритмичный стук колес, запах волны на Финском заливе. Я снова хотел жить.

Достав вертушки, я насобирал любимой музыки, отыскал свои фотографии, альбомы с рисунками. Заваривал плюшку и возвращался в свою реальность, шаг за шагом. Игры уже не так манили, спать хотелось меньше, возвращались тяжелые мысли, но я от них не бежал. Я почувствовал силу: двигаться, бороться, жить дальше. Со временем, я собрал свой мир по кускам, почти перестал ждать и начал готовиться, решил написать свою историю, оставить ее на бумаге. Тогда же осознал, что лишить себя свободы я могу только сам, и еще вспомнил, что пока не огласили приговор, у меня есть выбор.

Мысли о побеге появлялись и раньше, но тогда они были отчаянными, грубыми, нелогичными: «Бежать, без оглядки, спрятаться, никого не видеть, бежать». Теперь я решил их обдумать. Главный вопрос был: «Куда бежать?». От кого - понятно; почему - понятно; но куда? И, в основном, вопрос был не географического характера - у меня не было цели. Технически я перебирал много вариантов - ни одного хорошего, любое решение имело плохие последствия. Сам побег - преступление, на этот раз я действительно и осознанно могу стать преступником. Любой вариант начать новую жизнь - подделка документов, пересечение границы - новые преступления. Срока давности нет, по статистике 80% находят в первые 2 недели, средний срок поиска остальных - 20 лет. По особо тяжкой статье данные отправляют в интерпол. Всякие политические убежища - это для Ходорковских и Сноуденов, тех, кому есть, что предложить взамен. Всех родных будут пытать, друзей тоже, а как они обращаются с людьми, я теперь прекрасно знаю. К тому же, за каждый день в бегах добавляется штраф. Самым безопасным вариантом оставалось жить одному в съемной квартире, не выходя из нее. Это мало чем отличается от тюрьмы, по крайней мере, в лучшую сторону. Совесть тоже не на стороне бегства: я хочу стоять лицом к тем, кто предъявляет мне обвинения, выражать и отстаивать свою позицию. В итоге мой выбор определила ясная мысль: «При заключении я буду знать срок, будет, к чему стремиться, и я останусь честен, в первую очередь, с самим собой. Бежать - это пожизненно».

Суд продолжался, появлялись более интересные свидетели. Приятели, которые в ФСКН говорили, что покупали у меня гашиш, на суде заявляли, что мы просто вместе курили, и что ничего я им не сбывал, сами со стола брали, а оговаривать меня их принуждали сотрудники наркоконтроля. Однако, в деле теперь было две версии их показаний и какой из них верить, решать оставалось судье.

Были свидетелями и оперативники, вызывали даже начальника отдела. На вопросы адвокатов «на чем основано утверждение об устойчивости преступной группы?», «как долго велось наблюдение и разработка?» все единогласно отвечали «секретная оперативная информация». Были и проколы в их показаниях. Например, Альберт Деговцев сказал, что читал смски с изъятого телефона, при этом на тот момент телефон был опечатан и трогать он его не имел права. В основном, все грамотно уходили от ответов и ничего, что могло бы нам помочь, в деле не появилось. На одном из заседаний я узнал конвойного, который заводил в зал суда Ваню, - этот парень классе в восьмом пытался отобрать у меня мобильник и оторвал рукав моего пиджака.

Зима 2016-2017 года

В конце декабря старшую собаку парализовало, пришлось делать ей смертельный укол. Это было знаковое событие - моя собака умерла у меня на руках, уснула навсегда. Я успел с ней попрощаться и был этому рад. Попробовал отпроситься на дополнительный час прогулки, чтобы помочь маме похоронить собаку. Инспектор сказал, что не считает это важным, но я могу ходатайствовать об этом на суде. Я не стал упрашивать. У меня осталась одна молодая собака - с грустью я понял, что и эту после приговора, скорее всего, больше не увижу, потому срок мне грозит длиннее, чем собачья жизнь.

Отметил дома еще один новый год. Гашиш курить перестал, надоело. Да и пора уже было собраться с мыслями, стать серьезней. О незаконности курения я теперь не особо парился - судят меня совсем не за это, а за употребление я отсидел уже с запасом.

После очередного суда, 16 декабря, я дождался, пока ребят поведут грузить обратно в машину. В зале суда общаться запрещено, а на улице им можно было что-нибудь крикнуть. Конвоиры с собаками отодвинули всех провожающих на 20 метров, значит, ребят сейчас поведут. Увидев макушку Ивана я закричал:

С юбилеем!

С каким?

25-е заседание закончилось!

И тебя с юбилеем!

Все тянулось уже очень долго, заседания назначали редко. По разным причинам: то у кого-то отпуск, то командировка у судьи, да и выбрать удобный день для всех семи занятых человек (пять адвокатов, судья и прокурор) было непросто. Видел я и другие мотивы этой затянутости - все эти люди получали за время деньги. Особенно выгодны проволочки для адвокатов. Мой адвокат обошелся в 150 тысяч рублей за полтора года, и это по общим меркам адекватная цена. Первый адвокат стоил еще 50 тысяч. Но большинство адвокатов берут деньги даже за те месяцы, когда ничего не происходит, а за месяцы, в которые проходят заседания, берут больше. Есть и такие, кому нужно платить за каждое заседание, каждую подпись, каждый том дела. Вообще в этой тусовке все друг друга хорошо знают. Многие учились вместе - теперь формально по разные стороны, но в итоге все равно делают одно дело. Вообще, все хорошие адвокаты - бывшие следователи или прокуроры. Получается, для них не так принципиально, на какой стороне быть - важнее, где лучше условия.

В суде начались прения. Я пришел пораньше, в зале пока были только адвокаты. Вошел прокурор - судя по документам, «заместитель прокурора г. Набережные Челны, советник юстиции О. Е. Ульянченко». Сел за стол, улыбнулся и спросил адвокатов: «Ну как, готовы? Никто не хочет целиком вину признать?». Сразу несколько человек ответили что-то в духе: «Шутите, признавать группу?», а адвокат Артура задала встречный вопрос:

Вы не думаете, что обвинение им предъявлено слишком жестко, ведь очевидно, что организованной группы здесь нет? Вы сами верите, что молодых ребят может исправить большой срок в российской тюрьме?

Ну, сами же все понимаете, надо сажать, работать же надо как-то, - прокурор продолжал улыбаться. - Ну, не стреляют если, что поделать! Мы любим 228-ю статью. Как и 210-ю.

Ненадолго наступила тишина. Улыбающийся прокурор был первым человеком за полтора года, к которому я испытал отвращение. Я четко понял, что правоохранительная и судебная структура - это большой бизнес со своими правилами и порядками. Наркоманы являются основой этого бизнеса, прокурор это подтверждает. И этот человек обвиняет меня в «причинении вреда общественной нравственности».

Из всех людей, ответственных за мое положение, с которыми я столкнулся за все это время, большинству я сочувствую. Некоторых мне жалко: они выполняли свою небольшую роль в системе, кто-то действительно верил, что борется со злом. Другие просто не задумывались и выполняли свою работу - зарабатывали деньги. Многие понимали, что происходящее не совсем правильно, но считали, что изменить что-то не в их силах. Только прокурор вызвал у меня настоящее отвращение - своими высказываниями, нескрываемым равнодушием, поведением и действиями. Это он подписывал наше обвинительное заключение и именно он отвечал за содержание и формулировки. Об этом ещё год назад говорил мне следователь, жалуясь, что две недели мучался, переписывая наше обвинительное заключение (его готовят перед отправкой дела в суд), и в итоге писал его с прокурором по телефону.

Начались прения. По сути, это четкое обозначение позиций защиты и обвинения: прокурор запрашивает наказание и приводит доказательства, адвокаты перечисляют доказательства линии защиты, подсудимые тоже могут что-то сказать, но обычно просто поддерживают слова адвоката. Мне прокурор запросил 14 лет лишения свободы в колонии строгого режима. На полгода больше Артуру. Ване - 13,5 лет, Сагитову десять, а Васильеву - четыре года условно. По-моему, удивлены сроками были все, включая судью - он хоть и не показал вида, но попросил повторить сроки. После слов «доказательствами являются» прокурор перечислил 45 пунктов. Я считаю, что ни один из них не доказывает моей вины в тех преступлениях, которые мне вменяют, к тому же в качестве доказательств приведена откровенная ложь: например, что у меня на обыске «были обнаружены и изъяты приспособления для фасовки наркотических средств, а также оборудование для сбыта наркотических средств». Ничего похожего ни обнаружено, ни изъято не было и документы в деле это подтверждают. Возможно, прокурор просто ошибся, вписывая доказательства в обвинение и на его основании запрашивая мне 14 лет, но я думаю, сделал это специально, пустить судье пыль в глаза - вдруг поверит на слово.

Адвокаты отрицали обоснованность доказательств и формулировок обвинения, например, что использование личных телефонов для общения друг с другом меньше всего похоже на конспирацию, о которой красочно расписано в обвинении. В общем, перечислялось много одних и тех же фактов, многие по сути абстрактны, прокурор заявлял, что они доказывают вину, адвокаты утверждали, что они ничего не доказывают. Учитывая количество перечисленного, в голове оставалась каша. Закончили примерно за час, перерыв объявили больше, чем на месяц, но на этот раз уже было решено, что 10 марта последнее слово, 13-го приговор.

14 лет - цифра была озвучена и не выходила из головы, злую шутку со мной играла математика - мне грозило не только 14 лет, но и, например, 168 месяцев или 5 000 дней. Конечно, я понимал, и об этом говорили все, что 14 не дадут. Это тоже практика, называть большие цифры, потом уменьшать, потом еще чуть, но много не уменьшат. Я читал немного об этом, психологически человека можно раздавить так, что он будет рад, что в итоге получил 10, по-настоящему рад получить 10 лет заключения. Старался не думать об этом.

Весна 2017 года

Было трудно, но я все-таки поверил, что последнее слово что-то значит для суда, может повлиять на его решение. Я видел в судье умного человека, пожалуй, самого умного из присутствующих в зале, поэтому писал текст своего выступления от всей души и всей логики, что у меня есть. Мои друзья в СИЗО тоже готовились - это было видно. Они говорили о пропаганде легких наркотиков в СМИ и массовой культуре, приводили в пример Константина Эрнста, который смеялся над шутками про наркотики в КВН на первом канале, объясняли, что такие вещи способствуют легкомысленному отношению, непониманию всей опасности. Говорили о нарушениях наших прав при следственных действиях, о том, что лишение свободы, особенно на большой срок, не соответствует целям наказания и человек, впервые совершивший ошибку и надолго попавший в преступную среду, хоть и осознает свою вину, рискует выйти с измененной системой ценностей. Объясняли, что раскаяние и желание никогда больше не совершать преступных действий наступает через полгода-год заключения, а следственный изолятор, в котором они уже провели полтора, по нормативам УИК является наиболее строгой мерой. Все говорили, что поняли, насколько наркотики плохи, и жалеют, что не поняли этого раньше, Сагитов еще поблагодарил всех участников процесса за время, проведенное вместе и назвал помощницу судьи «восхитительной». Все просили дать им шанс, и объясняли, что хотят жить честной жизнью, создать «здоровую ячейку общества». Свое выступление я записывал на диктофон.

Сегодня 12 марта, воскресенье, солнечный весенний день. Утром гулял с мамой, другом и собакой по берегу Камы. Лед начинает таять, солнце заставляет щуриться с непривычки. Приговор завтра. К тюрьме я особо не готовился, на оглашение пойду как обычно: в клетчатой рубашке, пиджаке и брюках-клеш. Дальше - время покажет. Днем навёл порядок в комнате, убрал подальше свои вещи. На столе остался только ноутбук, на котором и дописываю этот текст. Возникшая вокруг пустота отлично резонирует со внутренним состоянием, неестественную тишину иногда оживляет вой ветра за шторами.

За полтора года я многократно переживал один и тот же момент, сотни, тысячи раз. Момент, когда я выхожу из дома на приговор. Тысячи раз я видел слезы мамы, слышал глубокий вздох отца. Этот момент ломал голову - вот я здесь, дома, и я ухожу, сам, осознанно, добровольно. И никто не знает, когда я вернусь; скорее всего, все уже будет иначе, мир никогда не станет прежним.

Уже утро, 13-е. Ничего такого не ощущаю, немного тороплюсь дописать историю. Так и не спал сегодня, но не страшно - при любом раскладе выспаться я еще успею. Просто решил, что не стоит принимать все близко к сердцу. Знаю только, что этот день закончится, а потом будет следующий, а за ним - еще один. Жизнь продолжается.

Приговор был оглашен 13 марта 2017 года. Из-за обнаруженных на квартире и офисе Журавлева наркотиков суд квалифицировал действия Веретенникова как покушение на сбыт организованной группой в крупном размере (часть 3 статьи 30, пункты «а», «г» части 4 статьи 228.1 УК). Суд исключил из объема обвинения в отношении Веретенникова незначительные количества амфетамина и гашиша, найденные на его квартире, и оправдал по обвинению во всех трех эпизодах сбыта в июле 2015 года «в связи с его непричастностью к их совершению». В результате Евгения признали виновным лишь в причастности к эпизоду с наркотиками, найденными в офисе и на квартире Журавлева, квалифицировав его по части 3 статьи 30, пунктам «а», «г» части 4 статьи 228.1 УК (покушение на сбыт наркотиков в составе организованной группы в крупном размере). Ему дали семь лет и шесть месяцев строгого режима.

«Доводы [Веретенникова] о том, что он только угощал своих знакомых запрещенными веществами, любил сделать большую порцию наркотиками, которую затем совместно раскурить, но не сбывал их за деньги, в соответствии с действующим законодательством не исключают наличие в его действиях признака сбыта, <...> поскольку получение материальной выгоды не является обязательным условием указанного состава преступления», - говорится в приговоре. Шведова, Журавлева и Сабитова признали виновными во всех вменяемых эпизодах сбыта и покушения на сбыт. Им дали 13, 13,5 и 9,5 лет строгого режима соответственно.

Полностью дневник Евгения Веретенникова опубликован на сайте

Рад приветствовать. В комментариях появляются люди, которые пытаются обвинить меня в копипасте, доказывать ничего не буду, для всех обвиняющих - пруф на источник откуда я все скопипастил в студию, иначе не катят такие обвинения вообще. Ещё для кучи экспертов, которые «работают в этой системе тыщу лет и все знают», поясняю, что я пишу как было. Не ищу для себя жалости или оправдания своих поступков. Есть ли ложь в моем повествовании? Решать только вам. Я стараюсь не использовать оценочных суждений, если вы заметили, для того, что бы читатели сами решали, что плохо, а что хорошо. Адекватные люди сами понимают, а неадекватным доказывать что либо... Короче метания бисера не будет, ибо просто неинтересно. Если я не устраиваю кого-то своей писаниной, ну закиньте меня в игнор или минус поставьте, зачем начинать срач в комментах, тем более если по сути крыть нечем. Сорри, накипело. Ссылки на предыдущие посты в конце. Погнали дальше.Итак, мы прибыли в «Белый лебедь». Нас колонной вели в санпропускник. Я примерно знал, чего ожидать, ведь приемка была почти в точности такой, как рассказывали. Немного расскажу, что такое санпропускник. Как понятно из названия, в этом месте арестанты проходят сан.обработку. Баня, стрижка, мед.осмотр и т. п.. Это здание, в котором внизу, в подвале куча камер без окон, в которых шмонают и просто держат до того, как поведут в баню. На первом этаже сами душевые, их несколько, комната в которой стригут (парикмахерской язык не поворачивается назвать), помещение в котором стоит печь (не знаю точно, как называется, возможно автоклав) для прожарки вещей, кабинет флюорографии (нам её не делали, но в кабинете побывать довелось) и ещё обычные камеры, в которых арестанты ждут каких-либо процедур. В санпропускнике нами уже занимались козлы. Их было много сначала, человек около десяти, но впоследствии осталось только трое «основных». Заводили в камеры, которые были внизу, мало кто проходя мимо этих удалых парней оставался без затрещины или пинка. Заставили раздеться до трусов. В камере строили рядами. Первый ряд лбом упирался в стену, носками в плинтус. Второй ряд упирался лбом в спину и носками в пятки первому. Нам сказали стоять так, закрыли камеру и ушли. Кто-то сразу нарушил «строй» и присел, кто-то отошел. Тут же камера открылась вновь, залетели добры молодцы и всех «нарушителей» отлупили. Построили вновь. Теперь строй стоял немногим дольше, после чего опять появились «нарушители», опять открылась камера и опять отлупили. Так повторялось несколько раз. Козлы говорили, что мол если мы так простоим час, то они сразу отведут нас на шмон и далее. Но час так никто не стоял, ибо верить этим людям было нельзя, да и для некоторых арестантов, а среди них были и люди в возрасте, тяжело было стоять в таком положении час, именно поэтому экзекуции из раза в раз повторялись. Возможно звучит нелепо, что мол столько мужиков не могут простоять час, или например дать отпор козлам. Было так, как было, я просто констатирую факт. В причинах разбираться желания нет совсем, как и все это вспоминать, если честно. Через 2-3 часа начали выводить на шмон. Шмонали также козлы. Шмонали основательно. Перетряхивали все барахло. У каждого спрашивали, везет ли он деньги или сим-карты, все отвечали отрицательно, а те, кто у козлов вызывал подозрение во лжи, опиздюливались. К счастью для меня все обошлось парой оплеух. После шмона стали поднимать в баню. Поместили в камеру, внутри которой было окно в стене, соединяющее с соседним помещением, где производили прожарку вещей. Мы сдали всю одежду, кроме трусов в которых остались, в прожарку. Из-за огромной печи в соседнем помещении, в нашей камере было очень жарко и душно. Окно было наглухо закрыто. Опять построили всех, как и в подвале. Началась вторая серия «стояния». Как и в подвале все повторялось. Каждые 15-20 минут дверь открывалась, все непокорные (да и другим тоже доставалось) получали свою порцию пиздюлей и все продолжалось. Я не помню точно, сколько по времени все это длилось, но не меньше 3-4 часов точно, для меня (да и для всех остальных, я думаю) тогда каждая минута тянулась очень долго. От жары плавились мозги, воды не давали, естественно. Потом повели в душевые. Это были стандартные для тюрьмы душевые. Предбанник, и сама душевая со струями из под потолка. Когда все зашли в душевую, за нами закрыли дверь, так что в предбанник выйти было нельзя. Включили горячую воду. Не обжигающую, просто горячую, как надо. Пока ждали, когда нас отведут в баню, все естественно вспотели, так что баня была как нельзя кстати. Но здесь тоже был подвох. Время шло, горячая вода лилась, а дверь так и не открывали. Стало жарко, как в парилке, но благо, так издевались не очень долго. Через какое-то время вода из душа сменилась на прохладную, все под ней обмылись и нас вывели. К тому времени нашу одежду уже прожарили. Не помню, говорил я уже для чего это делается или нет. Делается это для того, что бы убить всякую возможную заразу в одежде, вплоть до бельевых вшей и тому подобной пакости. Все пластмассовые пуговицы на одежде расплавились и функционировать по назначению не могли. На это было плевать, ведь это меньшее из зол. После того, как все оделись, нас построили в коридоре, на этот раз лицом к козлам. По несколько человек заводили в «парикмахерскую», а пока их стригли, козлы «общались» с остальными. Спрашивали кто откуда едет, за что сидит и т. д., не угодивших им ответом лупили. Лупили уже не так, как в самом начале, а слабее что ли, точнее проявляли в побоях меньше инициативы, видимо уже устали к тому времени. Стригли всех машинкой под ноль, поэтому достаточно быстро процедура завершилась, к тому же не всем требовалась стрижка, потому, что и так были побриты. Один из козлов выборочно предлагал выходить в последующие дни на работы. Предлагал он это в основном молодым и крепким на вид парням. Предложил и мне, я решил согласиться и как потом выяснилось не зря. До меня никто не отказывался, а вот после меня один отказался, что с ним было описывать нет нужды, я думаю. Из всего этапа, а это было около 70-80 человек, на работы отобрали 15-20. Приемка закончилась и нас повели в здание, где находится ТПП, там развели по камерам. Я, т. к. согласился выходить на работы, попал в рабочую камеру. Как потом выяснилось, рабочая камера, по сравнению с остальными, имела ряд «привилегий». В ней работали розетки, то есть можно было пользоваться кипятильником, всем выдали матрасы (в другие камеры не выдавали), да и в целом к тем, кто сидел в «рабочке» относились чуть более мягко, чем к остальным, это выражалось в том, что нас практически не били. В камере вместо кроватей были нары. Для тех, кто не в курсе, это просто сплошной деревянный настил в два уровня, без разделения на спальные места. Камера была небольшая, но и человек в ней было относительно немного, около 20, поэтому особо тесно не было. После всех этих приключений я уснул как убитый. Утром разбудил баландер. Нам дали завтрак. Стоит отметить, что кормили в этом учреждении неплохо. Утром давали в основном сладкую кашу, кусок хлеба и сладкий чай или компот. В обед, так как днем мы практически все время были заняты на работах, нас водили есть на кухню. В этой колонии была огромная кухня, так как постояльцев было много. Ели мы не в столовой вместе с постоянными сидельцами, а в мясном или овощном цеху кухни. Нас заводили, на столах стояли большие кастрюли с первым и вторым блюдами, несколько булок хлеба и чай. Есть можно было столько, сколько захочется. Еда была вполне нормальной, в блюдах попадалось мясо, да и в целом было сытно. Когда ели в овощном цеху, можно было почистить себе луковицу и есть с ней вприкуску, макая в соль. Короче говоря, тех, кто работал, кормили хорошо. Работы были разные. В основном я работал в санпропускнике. Там делали ремонт в нескольких душевых. Сначала отбивали плитку и выносили ее, потом пилили и шкурили трубы для новых душей. Белили стены в камерах. Короче говоря обычный ручной труд. Хочу отметить то, что я никогда не был и не стремился быть блатным, а жил как говорят в тех местах, мужиком. Работа для мужиков никогда не считалась каким-то зашкваром. Утром на работы из камер нас забирали козлы. Общались они с нами уже относительно нормально. Без повода не били. Каждый из них с утра из камеры набирал себе «бригаду» 3-5 человек и контролировал их весь день. Меня всегда брал к себе в бригаду козел по имени Лева. В повседневном общении это был практически адекватный и рассудительный человек. Он не оскорблял, не орал. Сразу сказал, что если мы не будем «хуёвничать», а будем делать все нормально, то и у нас будет все нормально. Это было справедливо и логично, на мой взгляд. Каждый день он выдавал нашей «бригаде» по пачке Примы и пачке «фильтров». Так же в процессе работы нам заваривали по большой банке чифира. Помимо работ в санпропускнике нас водили на «снега» и «хлеба». Я думаю, что здесь все понятно. Мы убирали снег, которого было очень много, а по сравнению с моим родным Ставропольским краем, его было просто дохуища, по другому не скажешь. Ещё мы носили хлеб. Как и в других подобных учреждениях, пекли его зеки в местной пекарне. Нам выдавали «камазы», это такой ящик, сваренный из металлических листов. Наподобие строительных носилок, только длинный и глубокий. Пустой камаз был достаточно тяжелый, даже для двоих, а когда его рядами доверху наполняли буханками хлеба, он становился просто неподъемный. Деваться было некуда и мы несли. Один раз уже на подходе к конечной точке хлебного маршрута я попросил одного товарища мне помочь, потому что уже рук не чувствовал, он согласился, но ему не дали этого сделать, а я получил по спине. Не смертельно, но и приятного мало. Так я провел 10 или 12 дней в этой знаменитой колонии. Помимо приемки, в остальные дни почти не били, но иногда все же прилетало, как в случае с «хлебами». В целом отделался малой кровью, можно сказать. В один из дней, вместо того, чтобы вести нас на работы, нам сказали собираться на этап. Это было облегчением с одной стороны, и страхом неизвестности с другой. На удивление, перед отправкой сводили в баню, на этот раз нормально, без местных приколов. Как всегда никто не говорил, куда нас везут. А везли нас в Ныроб, в так называемый «Красный лебедь»...Часть 1. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_1_531294...Часть 1,5. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_15_53142...Часть 2. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_2_531490...Часть 3. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_3_531819...Часть 4. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_4_532079...Часть 5. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_5_532337...Часть 6. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_6_532537...Часть 7. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_7_532786...Часть 8. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_8_533210...Часть 9. https://pikabu.ru/story/kak_ya_poekhal_po_228_chast_9_533671...