С. С. Гончаров
ТОТАЛИТАРНОЕ СОЗНАНИЕ , его истоки и сущностьКакими бы ни были различия народов - их языка, культуры, психологии, религии, политического строя, правовой системы, технического уровня, - им всем свойственно стремление к свободе . Именно оно, это стремление к свободе, и определяет ход развития всемирной истории.
Какую роль в историческом развитии играет личность правителя? Каким образом он становится лидером, а затем и диктатором? Что его формирует как диктатора? Какова природа его сознания? Что такое тоталитарное сознание? На эти и другие вопросы постараемся получить ответ, исключающий догадки, фантазии, свойственные исторической прозе.
Тоталитарное сознание проявляется в том, что рассеянные и не связанные друг с другом субъекты-личности посредством самой же природы сознания объединяются, выдвигая из своей среды одного субъекта-лидера , лишенного духа и возведенного над данным множеством субъектов, противопоставленного им и со временем все более отчуждающегося от них.
Тоталитарному сознанию субъекта-лидера свойственно рассматривать других субъектов в качестве "винтиков и колёсиков единого общечеловеческого механизма ", "солдат труда ", "боевых единиц " (Ленин, Бухарин, Троцкий). Субъект-лидер поначалу не исключает и себя из такого рассмотрения, не лишен ощущения того, что он подобен другим субъектам со всеми их слабостями и пороками, ибо ему "ничто человеческое не чуждо " (Маркс).
Впоследствии, в процессе захвата власти (на любом уровне пирамиды власти), субъект-лидер в сознании множества субъектов, извращенном в силу их раболепства, верноподданничества, становится центром и приобретает для них значение всеобщего содержания. Они объявляют лидера "вождем ", "гением ", себя же в лучшем случае считают "талантом " (Энгельс). Масса людей наполняется сознанием величия субъекта-лидера , то есть чуждым им содержанием.
Сам же субъект-лидер все более и более претендует на роль внутреннего человека в сознании других субъектов и поощряет их добровольное согласие иметь его, субъекта-лидера, в качестве внутреннего человека , по которому они могли бы "делать " свою жизнь (вспомним совет Маяковского "делать жизнь с товарища Дзержинского "). В процессе добровольной отдачи субъектами своей индивидуальности субъекту-лидеру , их сознание все более заполняется культивируемым субъектом-лидером учением , которое объявляется истиной в последней инстанции, "руководством к действию " (Ленин).
В учении тоталитарного сознания четко прослеживается цель: внушить множеству субъектов, что они обладают значимостью, но только как "винтики и колёсики ", обладают ценностью, но только как "солдаты труда " или "боевые единицы ", и что каждый человек в отдельности не обладает значимостью, ценностью и есть ничто , а значимость и ценность имеет только народ , масса в целом . "Ты - ничто, а твой народ - всё " (Гитлер).
Субъект-лидер , образ которого сфокусирован и гиперболизирован множеством разрозненных и, согласно тоталитарному сознанию, ничего не значащих самих по себе субъектов, постепенно приходит к мысли, что даже весь народ в целом не достоин его и без него ничего не стоит (Сталин). Так субъект-лидер становится диктатором .
Диктатор лишь декларирует свободу для множества субъектов, на деле её лишенных, и выступает как единственный, абсолютный и свободный субъект. Отождествляя себя с государством , провозглашая себя "отцом народов " (Сталин) и рассматривая себя абсолютным субъектом, лицом , определяющим общественное бытие, он становится единственным законодателем во всех сферах жизни. Для диктатора нет источника истины, кроме него самого. В своем чудовищном, извращенном сознании он считает носителем истины только себя. Он уже не мыслит народа без себя самого и в то же время страшится народа и исполнен животным страхом за свою бесценную жизнь. Диктатор в гордом одиночестве противостоит остальным субъектам и субъекты как одно целое, как всеобщий субъект (народ) противостоят диктатору.
Выше уже было отмечено, что взятый в отдельности сам по себе субъект, согласно тоталитарному сознанию, есть ничто , безликость , и может представлять собой нечто и ощущать себя личностью , пребывая только в "рядах ", массе . "Единица - ноль, единица - вздор ..." (Маяковский). Отделённый от массы субъект неминуемо погибает, тем самым выявляя своё бессилие. Но если субъект послушен, безгласен и управляем "сильной рукой ", центром , то он ценен как "винтик ". Тоталитарное сознание воспринимает субъекта , отделённого от множества подобных ему и не управляемого "сильной рукой ", абстрактным и поступает с ним, как с чистой абстракцией, - безжалостно уничтожает. За всеми субъектами признается только право на бытие для иного , то есть для вождя , центра , и полностью отвергается их право на бытие в себе и для себя .
Правитель действует и говорит не от своего имени, а от имени народа. Вроде бы не отделяя себя от народа, а на деле игнорируя чаяния народа. Народ необходим ему только для прикрытия личных эгоистических устремлений. Всех, кто противостоит этим устремлениям и кто его разоблачает, диктатор, скрывая личную вражду, ненависть, объявляет врагами народа , нации, движения и, возводя на них самую гнусную ложь, расправляется с неугодными.
Если субъекты-личности имеют ценность только в массе, то субъект-лидер как единственно свободный имеет ценность сам по себе . Его имя становится известным и приобретает всё большую популярность, а известность и популярность субъектов-личностей , как и их карьера и общественное положение, зависят от прихоти и произвола безгранично свободного субъекта-лидера , который в действительности есть воплощение лжи .
Субъекты-личности , занимающие (добровольно или принудительно, здесь не имеет значения) положение "винтиков " и льстиво называемые диктатором "творцами истории ", пребывают в хаосе и сами представляют собой некий хаос . В этом хаосе необъявленной гражданской войны , разгуле лжи и преступности субъекты -"винтики " сталкиваются друг с другом и уничтожают друг друга. Так проявляется тоталитарное сознание низов . Субъект-лидер здесь выступает как судья и миротворец : наказывает виновных и поощряет правых. При этом правыми объявляются не те, кто действительно прав, а те, кто разделяет его позицию.
Диктатор как олицетворение всей массы преданных ему субъектов-"винтиков" , взяв на себя функции судьи и миротворца, на этой ступени уже чувствует себя творцом , берущим на себя все деяния народа, которые он, диктатор, санкционирует, и владыкой мира , освобождающим людей от суда совести , что равносильно объявлению себя равным Богу . "Я освобождаю человека от унижающей химеры, которая называется совестью " (слова, приписываемые Сталиным Гитлеру).
Тем самым субъекты-"винтики" уже освобождаются от необходимости самостоятельно думать. К тому же это становится опасно. Есть тот, кто всё за них решает . Их роль сводится только к тому, чтобы угодить диктатору, к угадыванию его тайных желаний и их осуществлению таким образом, чтобы даже тень подозрения не пала на диктатора, т. к. безупречная репутация, "чистота " и "святость " вождя есть знамя тоталитарного сознания (такими, без пятна и порока , представляют себя россиянам новые вожди коммунистов).
Однако так называемый "творец ", "владыка мира ", "отец народов " есть страшный, жестокий человек , обладающий формальным, рассудочным мышлением, и его правление превращается в бесконечную войну и разорение государства. Он ввергает народ в социальные и экономические потрясения и тут же бросает его на произвол судьбы, а свою неспособность решить те или иные жизненно важные проблемы оправдывает головокружением от успехов или происками врагов . Вот почему тоталитарное сознание диктатора реализует себя посредством кровавого террора , направленного против своего народа и прикрытого красочной фразеологией (что это, мол, борьба с врагами народа, реформа, реконструкция и т. п.), или посредством внешних грабительских войн то ли с целью расширения "жизненного пространства ", то ли с целью присоединения "исконных " земель.
Власть субъекта-лидера над своим народом есть разрушающая власть. На сохраняющих свою индивидуальность инакомыслящих , не желающих быть ни "винтиком ", ни "солдатом труда ", ни "боевой единицей ", он обрушивает всю силу своей узаконенной власти, имеющей только видимость законности.
Тоталитарное сознание видит ценность личности только в ее годности для войны и труда (египетский фараон так и говорит: "Дать им больше работы, чтоб они работали и не занимались пустыми речами. " Исход 5:9), готовности к труду и обороне . Отсутствие этой пригодности диктатор расценивает как "интеллектуальную инвалидность ", достойную уничтожения. Даже если духовная личность , подверженная унижению и травле со стороны массы с целью её нивелирования до уровня "боевой единицы ", сдастся. А тем более, если не сдастся. "Если враг не сдаётся, его уничтожают " (Горький).
У диктатора нет и не может быть единодушия с его окружением . Это понимает и само окружение, однако, согласно природе тоталитарного сознания, превозносит, прославляет диктатора и тем самым создает внешне незыблемую основу для культа его личности .
Окружение диктатора осознает хрупкость своего положения, но каждый думает только о себе и о своем самосохранении; это устраняет доверительность в отношениях друг с другом и порождает сбор компрометирующего материала друг на друга. На этой почве постоянно возникает отрицательное отношение друг к другу лиц, составляющих это окружение, что проявляется в виде тайных и явных доносов с целью "чистки рядов ", и отрицательное отношение к самому диктатору , выражающееся в глубоко скрытой, тайной ненависти к нему при внешнем ритуальном его почитании и славословии.
Лица, приближенные к диктатору, не поддерживали бы его, если бы он им не был нужен. Они прославляют тирана, угодничают, лебезят перед ним, возводят в ранг государственной тайны его бездарность и никчемность . Иное отношение к диктатору сделало бы их всех ненужными и подвергло бы риску расправы. Поэтому тоталитарное сознание составляет и основу взаимоотношений субъектов с лидером , и основу взаимоотношений субъектов друг с другом под знаком "беззаветной" преданности вождю, "подлинной " верности ему.
Тоталитарное сознание субъекта-личности , ставшего во главе государства посредством насильственного захвата власти, что является государственным преступлением, определяет и политическое устройство государства. Поскольку субъект-лидер, стоящий во главе государства, есть субъект-личность с определенным сознанием, и данное сознание есть тоталитарное , постольку, соответственно этому сознанию, устанавливается тоталитарная политическая система , охватывающая своими неправовыми институтами все государство, и тем самым превратив его в машину подавления и грабежа .
Субъект-личность с тоталитарным сознанием стремится теоретически подготовить, обосновать и оправдать необходимость как своего бытия, так и государства тоталитарного типа.
Диктатор - носитель и защитник такого учения , которое оправдало бы любое его действие, направленное на удержание власти. Поэтому нравственным объявляется лишь то, что служит защите и утверждению его субъективных установок и идей, выдаваемых окружением за "гениальные открытия ". Диктатор не выдерживает никакого диалога с оппонентами, предпочитая диалогу конфронтацию и монолог (телевидение для современных диктаторов является неоценимой силой ) с целью навязывания массам своих идей.
Тоталитарное сознание, погруженное в сферу стихийного материализма и признающее основой и началом всего существующего материю , с виду представляется последовательным. Бесконечный же и неисчерпаемый дух , изображаемый им как результат материального, а также неограниченные способности человека, тоталитарное сознание принимает за нечто исчерпываемое и ограниченное , чем можно при случае воспользоваться и что можно извлечь из субъекта, прежде чем его уничтожить, а затем результаты чужого труда без помех присвоить себе и выдать за плод своих размышлений.
Тоталитарное сознание сравнимо с реципиентом , который постоянно нуждается в обновлении и принятии новой крови, - в противном случае ему грозит смерть, - или (если обратиться к образам художественной литературы) с вампиром, высасывающим кровь из своих жертв, чтобы продлить свою жизнь. При этом тоталитарное сознание вуалирует свою сущность, намеренно вызывая у народа чувство почитания к себе. Поэты и музыканты воспевают заботу вождя о благе человечества , его титанический труд при решении проблем великих строек и т. д., и его антигуманная сущность становится подданному ясной лишь тогда, когда он оказывается на краю гибели или гибнет.
Тоталитарное сознание диктатора есть сконцентрированное выражение тоталитарного сознания низов . Прогресс , однако, состоит в том, что пробудившийся от духовного гнета народ в лице своих так называемых лучших (на данный исторический момент) представителей сбрасывает диктатора и его окружение и рушит тоталитарную систему государства.
Раскрытие природы тоталитарного сознания, его принципов, способствует объяснению событий, происходивших в прошлом, происходящих в данный момент истории, а также прогнозированию действий субъекта - носителя такого сознания .
Всемирная история изобилует многочисленными фактами, подтверждающими как наличие у субъекта тоталитарной формы сознания, так и наличие тоталитарных политических систем. Никто не станет отрицать, что все люди свободны в себе. Однако история человечества свидетельствует, что человек не всегда знал о себе то, что он есть в себе и для себя . Сознание того, что человек как таковой свободен, впервые возникло в христианстве . Поэтому развитие сознания к действительному самосознанию видится прежде всего в том, чтобы не "один" и не "некоторые", а каждый человек осознал необходимость осуществления принципа свободы и реализовал себя в свободной творческой деятельности .
Тоталитарное сознание , как было уже отмечено, лишь декларирует свободу для множества субъектов, на деле её лишенных. Диктатор стремится направить сознание народа к признанию только одного вождя, единственного, абсолютного и свободного субъекта-лидера и путем террора добивается того, что субъекты в своем большинстве не познают и не знают себя как свободных.
В странах фашистской ориентации насаждается теория расовой и национальной исключительности как оправдание завоевательной политики и претензии на установление своего мирового господства; в странах социалистической ориентации насаждается теория классовой борьбы , где пролетариату отводится роль могильщика буржуазии и доказывается, что именно он завоюет весь мир.
В странах социализма , например, чуть ли не с детства внушают, что советские граждане самые счастливые , потому что живут в самой демократической и самой передовой стране мира . "Мы - не рабы, рабы - не мы " (Букварь). Уверяют, что только в стране диктатуры пролетариата гражданин свободен , что другой такой страны, "где так вольно дышит человек ", нет, не было и не будет, и что эта свобода есть результат жертвенного служения народу партии революционеров , посвятивших свою жизнь борьбе за освобождение человечества, и, наконец, есть результат гения вождя. Благодаря широко поставленной пропаганде и агитации сознанию субъекта уже становится привычной мысль, что народ обязан получением своего права на жизнь героям , павшим в этой борьбе и, конечно, вождю . А история (в основном фальсифицированная) повествует, что лидерами политических партий и их сподвижниками составлялись манифесты, программы, уставы, разрабатывались теории , в которых они откровенно выражали свое стремление к захвату власти и установлению диктаторского режима как средства построения то ли бесклассового общества, общенародного государства (в XIX веке идея коммунизма стала овладевать массами), то ли благоденствующего нацистского государства (в XX веке идея фашизма стала овладевать массами), что происходила жестокая внутрипартийная борьба ("чистки " Сталина, "ночь длинных ножей " Гитлера). И всё это совершалось и совершается или во имя счастья человечества , или во имя избранной расы - в зависимости от направленности тоталитарного сознания. А под занавес - в форме призывов и лозунгов - открытое признание в стремлении к мировому господству , и что, в сущности, основой такого "идеального " общественного устройства - коммунизма или фашизма - является атеизм. Так под знаком, а точнее, под прикрытием "освобождения совести человека от религиозного дурмана " (Маркс), стремления к "очищению расы " (Гитлер) осуществляется подавление свободы совести.
Но в столкновении субъекта-личности с реальностью обязательно обнаруживается существующее социальное неравенство : подчиненное, ограниченное положение одних и господствующее, ни чем не ограниченное положение других .
Субъект, поставленный в рабскую зависимость от господствующей идеологии , так называемого "единственно верного учения ", и воспринявший ее в себя, изменяет своей сущности быть целью в самом себе и, таким образом, опускается все ниже и ниже в сферу случайности и внешней необходимости. Сознание субъекта искусно подавляется и находится под прессом тоталитарной системы в целом.
Вождь становится центром сознания субъекта и субъект уже смотрит на действительность не своими глазами, а глазами вождя, смотрит так, как это волит вождь, своеволие которого субъектом принимается за выражение действительной свободы , а его догматическое учение - за теоретическое обоснование и оправдание вседозволенности , которую субъект воспринимает как жизненную необходимость.
Таким образом, в силу существующего социального неравенства , так называемая свобода вождя-диктатора и осуществляемое им правление есть не что иное, как произвол , и этот один есть деспот и совершенно не свободный человек . А народ при всем наличии стремления к свободе, но принявший условия диктатора, его программу, принципы, учение, тем самым обнаруживает то, что он также не свободен .
Ближайшее окружение диктатора и все оказывающие экономическую и политическую поддержку диктатору в установлении диктаторского режима, также стремятся к свободе, необходимость которой для себя они осознали, но если с их стороны нет признания необходимости свободы и для других субъектов, составляющих меньшинство или большинство, то эта свобода, понятая ими превратно, по сути, не есть свобода и существует все равно только для некоторых , а не для всех , и поэтому в государстве вследствие беспредельного своеволия неизбежно устанавливается деспотия , порабощение духовного, творческого начала.
Тоталитарное сознание никогда не декларирует злое , хотя живет по принципу: "чем хуже, тем лучше ". То есть, чем хуже для других , тем лучше для него . Оно декларирует доброе , призывает к добру , но, по существу, имеет иную мораль , выражающуюся в тайном стремлении ко злу , вот почему призывы тоталитарного сознания к добру есть проявление аморальности , так как содержание его морали определяется негативностью цели (творить зло ). Вследствие декларируемого добра, тоталитарное сознание совпадает лишь на поверхности явлений с принципами нравственности , которая, как известно, состоит в утверждении и поощрении добра посредством законов государства, но поскольку эти законы постоянно изменяются в сторону усиления власти диктатора, его ближайшего окружения, постольку все более обнаруживается иллюзорность законности и порядка, безнравственность .
Классической иллюстрацией изменений законов в сторону урезания демократии и установления неограниченной власти партийной верхушки может служить трижды осуществлявшаяся в бывшем СССР выработка и принятие новой Конституции. Отмена "знаменитой " 6-ой статьи последней Конституции СССР ("Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, всех государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза ") прозвучала заключительным погребальным аккордом внешне выдержанной и стройной государственной системе, а изнутри полностью прогнившей и разрушившейся, подобно глиняному истукану, составляющие части которого сделались, "как прах на летних гумнах, и ветер унес их, и следов не осталось от них ..." (Дан.2, 35).
Субъект-лидер , его окружение (центр) посягает на свободу человека с целью уничтожения в нем внутреннего процесса. Лидер, будучи сам бездуховным, приводит свое окружение к формализму, схоластике и догматизму . Так, например, Сталин провоцировал научные "дискуссии ", которые затем превращались в "идеологические чистки " среди ученых и писателей.
Кредо тоталитарного сознания выражено в его стремлении "строить все на лжи, чтобы выжить ". Особенно превозносится ложь в пропаганде (Геббельс). Конечно, с оговоркой: надо лгать только врагам . Ведь врагу можно приписать всё и свои собственные преступные намерения. А все, кто не враги , должны это доказать ревностным и безусловным служением вождю, его партии, полной отдачей ему своей жизни, готовностью в любой момент умереть за его " бессмертные идеи "...
Сосредоточенность же субъекта на своем внутреннем духовном процессе тоталитарное сознание называет служением абстракции и шельмованием самого себя самым наихудшим образом , поэтому оно, отвергая самопознание , направляет массы на служение конкретному человеку, то есть себе , субъекту-лидеру , вождю . Ближайшее окружение, соратники первыми подают массам нарочитый пример "добросовестной " исполнительности в решении поставленных вождем задач, "ревностного " стремления неукоснительного следования его заветам, пример "верности " ему и его учению.
Бездуховный человек, которому нельзя отказать в незаурядных способностях в сфере рассудочной деятельности (техника, экономика и т. п.), "схватывает " только результаты труда, которые он тут же стремится зафиксировать и отнести без ложной скромности на свой счет, т. е. присвоить себе (точно так он оценивает и других), а сам процесс , содержащий в себе результат , от него сокрыт и он им пренебрегает, тем самым выявляется, что он не различает в самом себе себя от своего внутреннего человека. В этом суть бездуховности . Таковой человек не видит в себе внутреннего человека , так как он погружен во все внешнее , и, следовательно, лишен возможности считать себя за такового . О нем поэтому можно сказать, что он пребывает в неразличенном единстве с самим собой и своим внутренним человеком , что есть наивное, простодушное безбожие .
Тоталитарное сознание, напротив, знает о наличии этого внутреннего человека , но формально отождествляя себя с ним , гордо объявляет себя этим внутренним человеком (например, Сталин для себя принял Ленина за внутреннего человека и собственноручно написал: "Сталин - это Ленин сегодня ", а для сталинцев он, превративший себя в "марксистско-ленинского бога ", стал таким же внутренним человеком ), и, в конце концов, доходит до крайности, "до последних столбов " (по выражению Достоевского) в своем возвеличивании себя как видимого Бога, отца всех народов . А это уже есть не что иное, как паранойя, воинствующее безбожие , к которому приходит правитель-деспот, есть не что иное, как тупик , из которого он не может выйти , ибо для тоталитарного сознания смирение пред истинным и сущим Богом является камнем преткновения .
Ярким примером воинствующего безбожия , паранойи может служить египетский царь (исследователи полагают, что это был фараон Мернефта), упорно отказывающийся отпустить израильтян из Египта. И после того, как он был вынужден отпустить Израиля, он, одержимый навязчивой идеей рабовладения ("Зачем отпустили Израильтян, чтобы они не работали нам ?" Исход, 14, 5), погнался за ними, и в результате воды Чермного моря поглотили его вместе с его войском.
Инакомыслие , которое субъектом-лидером , тираном расценивается как борьба за власть , как "национальное предательство " (Садам Хусейн), что часто стоит инакомыслящим жизни, обнаруживает полное несоответствие своей сущности с субъектом-лидером и приходит к осознанию того, что оно в самом себе не имеет подлинной основы. В стремлении обрести эту подлинную основу инакомыслие начинает противостоять тоталитарному сознанию, являясь его первым отрицанием . Так возникает оппозиция . Через отказ от диктатора и связанный с риском открытый отход от него инакомыслием осуществляется возврат к своей основе, субстанции.
Реальные участники борьбы за власть не изменяют природы тоталитарного сознания и в этой жестокой борьбе они приходят к отказу от своего самосознания. Они в этом сохранении себя как тоталитарного сознания препятствуют своему духовному развитию и пренебрегают своим внутренним человеком , который только и может вывести субъекта из тупика тоталитарного сознания, и приносят его в жертву своему тщеславию .
Когда тоталитарное сознание достигает не без участия ближайшего окружения и при прямой его поддержке верховной власти , тогда следующие за этим актом насильственного захвата укрепление и удержание власти способствуют возвышению его в своих собственных глазах и в глазах всего народа, видящего в нем идеального правителя .
Но идеальный правитель - это лишь порождение собственной фантазии народа, верящего, что правитель восстановит нарушенную справедливость, уничтожит бюрократизм, чиновничество, а народ получит право привлекать бюрократов-чиновников в случае ущемления ими их прав как граждан к суду. В царское время мечтали об изгнании помещиков и о раздаче земли верным крестьянам, а во времена советской власти культивировалась в массах идея светлого будущего и мечтающий о счастье народ жертвовал собою во имя победы "призрака коммунизма ". А по существу приносился в жертву молоху тоталитаризма.
Сознание народа проникнуто преданностью этому порождению собственной фантазии идеального правителя. "Вот приедет барин, барин нас рассудит ..." (Некрасов). От него как идеального правителя ждут преобразовательной деятельности, реформ , которые облегчили бы участь народа. Возлагая все надежды, чаяния на идеального правителя, народ как бы самоустраняется от участия в борьбе за свои права и свободы, а правитель в силу самоустранения народа получает неограниченную власть диктатора, подчиняющего народ своей воле. Так порождаются самим же народом условия для его порабощения, унижения.
Механизм порабощения срабатывает с математической точностью: правитель и его ближайшее окружение создают низший чиновничий аппарат управления и распределяют сферы влияния и деятельности, в границах которых они наделены всей полнотой власти, с целью укрепления тоталитарной формы правления, основным признаком которой является деспотизм .
Есть и другие существенные черты тоталитарной формы правления: двойственная форма правления, когда один лидер открыт как единый признанный правитель ("царь "), а другой лидер сокрыт как советник, идеолог ("священник "); культ личности вождей ; деление граждан по социальному положению: народ и партия (по аналогии с ложной формой христианства: миряне и клир ).
Лозунги о единстве народа и партии всегда оставались лозунгами. Всем народам бывшего СССР с целью упрочения этого деления дано было общее название "советский народ ". А раз народ един , то обязателен для всех народов общий язык , единая территория (империя), единая по содержанию культура ...
Принадлежность субъекта-личности к партии при тоталитарном режиме имело и имеет своим следствием привилегированное положение , открывающее должностным лицам на всех уровнях вход в состав руководящего ядра . Но стремление низов к привилегированности доходит до трагизма и абсурда. Например, на фронте перед тем, как идти в смертельный бой, беспартийные бойцы вступали в партию, чтобы получить привилегию умереть в бою коммунистом . Таковой "безмолвный " героизм низов, безусловно, льстит диктатору и правящей верхушке...
В решении вопроса выхода тоталитарного сознания из тупика первостепенное значение имеет то, что свобода духа составляет сущность каждого человека, что впервые осознали народы только в христианстве . Каждый человек свободен в себе и как свободный в себе он имеет абсолютное право реализовать принцип свободы , чтобы стать действительно свободным.
Безусловно, одно лишь принятие этого принципа - даже целыми народами - не может автоматически изменить государственное устройство так, чтобы сразу на основе принципа свободы победили разум и порядок, хотя только разумный человек и заинтересован в поддержании и сохранении порядка. Одно дело провозглашение, принятие свободы как таковой, и совсем другое дело - её осуществление .
Каждый человек понимает и интерпретирует понятие свободы по-своему, что имеет своим следствием бесконечное множество заблуждений, намеренных искажений и часто результаты совершенно противоположные тем целям, к которым стремились. Чтобы в государстве восторжествовала истинная свобода , требуются усилия не одного поколения. Достигнутый результат , по всей видимости, должен служить критерием оценки деятельности любого человека, тем более исторических личностей, чьи интересы, цели, как и их осуществление, совпали со всеобщими целями истины и добра ...
Люди склонны дискутировать относительно возможности называть музыку того или иного композитора, поэзию того или иного поэта "божественной ", но следует отметить, что именно человеку - и прежде всего ему! - принадлежит это Божественное начало, разум , благодаря которому он и выступает как свободный в себе, и которое проявляется в его творческой деятельности.
Как человек отнесётся к свободе, к этому Божественному началу в нем, так и будет определяться его действительное положение, его духовная реальность.
Отрицание этого Божественного начала делает человека виновным в упадке нравственности и религии. Признание же этого Божественного начала, обращение к Нему, Богу, создает прочную основу для действительного осуществления человеком принципа свободы .
Мы подошли к драматической черте. И причина того, что с нами сегодня происходит, не в политиках, хотя и в них тоже. Главная наша беда — в тоталитарном наследии, которое живет в сознании современного российского общества.
Если мы сравним нацистскую Германию и фашистскую Италию во второй четверти прошлого века (а также франкистскую Испанию, Португалию времен Салазара, маоистский Китай и т.д. в разные периоды XX века) с более близкой нам историей, которая прошла под флагом коммунистической доктрины, то мы увидим массу общего. Это общее — эстетизация и глорификация насилия, оправдание и пропаганда насилия, государственного прежде всего. Государство, по существу, ставит себя выше морали и закона, властные амбиции правящей верхушки объявляются высшим общественным благом, ради которого можно убить полстраны.
О метафорах советского прошлого и о том, почему они воспроизводятся в настоящем
Открытие Олимпийских игр в Москве, 1980 г. | фото: Raymond Depardon/Magnum Photos/Grinberg Agency
СИЛА ПРОТИВ ИНТЕЛЛЕКТА
Насилие было возведено в ранг добродетели, ему предавался чрезвычайно привлекательный вид — достаточно вспомнить советские и немецкие фильмы той поры, ту же «Олимпию» Лени Рифеншталь. Эстетика брутальности, массивных тел, циклопических строений, невероятных по масштабу строек коммунизма; культ грубой силы и насмешка над интеллектом, ущемление искусства, выстраивание всей предыдущей истории страны как бесконечной победной поступи государства и его армии, будь то войны освободительные или завоевательные; попытка решения сложных социальных и культурных проблем с помощью палки — это все из комплекса тоталитарного сознания. Оно может утверждаться — и утверждалось! — в самых грубых формах, как строительство ГУЛАГа в СССР или концентрационных лагерей в Германии, то есть через физическое уничтожение людей, а может использовать и более изощренные методы — например, форму философских дискуссий (напомню, что в Германии нацизм на заре своего возникновения нашел плодотворную почву в университетских аудиториях и профессорских кабинетах) или массированной пропаганды через театр, кино, средства массовой информации. Эта вербализация эстетики насилия, падая на ухоженную почву, создает что-то вроде философской базы для государственного насилия. В 30-е годы ХХ века было много стран, где элиты заигрывали с фашизоидными идеями, например, в Англии часть аристократии сочувствовала идеологии нацизма, но в силу исторической и культурной традиции это не получило серьезного развития. В России, увы, очарование насилием длилось многие десятилетия, и штамм его по-прежнему жив: насилие пронизывает наше общество и на уровне властных структур, и в сознании большинства из нас.
ПАНАЦЕИ НЕТ
Часто приходится слышать: нельзя применять термин «тоталитаризм» к эпохе постсталинского Советского Союза, не говоря уже о нынешней России. Но вопрос не в сравнениях — необходимо уметь увидеть общие доминанты, понять, что вирус этот никуда не исчез, прививки от него в нашем Отечестве не было, а потому он, пусть и в ослабленной форме, может заразить власть и общество вновь.
Нам кажется, что рыночная экономика, частная собственность создают более плюралистическое поле, что они панацея от тоталитарного сознания, которое не терпит никакой соревновательности. Однако во многих авторитарных и тоталитарных европейских странах ХХ века, где не была отменена частная инициатива, действовал известный лозунг: «Друзьям — по любви, врагам — по закону». Что-то очень знакомое, не так ли?
За последние 10 лет бизнес поставлен на колени, мелкий и средний и вовсе изничтожен. Согласно последним опросам, только 2% граждан в России хотят создавать свое частное дело, тогда как в США — 70%, в Европе в среднем 25%. Все больше сфер экономики оказываются под монополией государственных корпораций, а формально частные компании выживают прежде всего за счет тесных связей с компаниями государственными. Таким образом, нарушается автономия бизнеса как института — его накрывает все то же всеобъемлющее государство. А значит, скукоживается и поле независимости от власти. Добавьте к этому атаку на независимые, неправительственные организации, которые объявляют иностранными агентами, — и вот третий сектор, и так крайне небольшой, начинает вытесняться в маргинальный угол. Одновременно с этим — вторжение в науку, образование, сферу частной жизни, и вот уже государство практически везде. Вместо десяти театров — один, вместо ста вузов — десять, чтобы легче было контролировать.
Однако беда в том, что управлять сложными, диверсифицированными социальными организмами из одного центра и посредством простых решений невозможно. Не работает. В лучшем случае начинается стагнация, в худшем — некроз или хаос. Так и тогда у государства появляется потребность в насилии, другими словами, переламывание через колено становится формой и методом управления.
ВЫХОДЫ
Вопрос, которым сегодня задаются многие: будущее предопределено или за его альтернативы можно еще побороться? Я не поклонник детерминизма: да, ситуация очень драматическая, но стоит задаться вопросом: а что мы, люди интеллектуальных профессий, сделали, чтобы такого развития событий не допустить? И что мы делаем сейчас, и достаточно ли того, что мы делаем? Есть ли какие-то способы донесения до большого количества людей других этических принципов и идей, нежели те, что звучат с экрана телевидения или из Государственной думы? Например, что функция государства — не подавление социальной активности и насильственное перераспределение финансовых и природных ресурсов, а координирование действий самоорганизующегося общества — так, как это с теми или иными девиациями и происходит в демократических странах.
Мне кажется, надо серьезно пересмотреть нашу собственную роль — я имею в виду людей творческих и интеллектуальных профессий. Мне много приходится ездить по конференциям и встречам, и одно неизменно поражает: невероятный снобизм интеллектуалов, их приверженность стереотипам, их неспособность говорить с окружающими на понятном им языке. Стереотипы, если чуть упростить, следующие: общество наше бездарно, оно ни к чему не способно, нас, интеллектуалов, никто не слышит, никто не ценит, а потому ситуация совершенно безнадежна. Так, в России не раз уже бывало: образованное сословие в разные времена создавало систему отгораживания от непросвещенной массы. Когда-то это был французский язык, когда-то элитарность жизнеустройства, от спецпайков до спецпансионатов и спецклубов — литераторов, архитекторов, кино.
Между тем вся послевоенная советская история являет собой пример борьбы общества за расширение приватного поля, борьбы за право на отдельную от государства частную жизнь. Павлик Морозов тогда уже перестал быть пионером-героем, хотя он и висел на каждой школьной доске: семья — святое, друзей и родных надо защищать от произвола государства — это стало входить в этику общества. Эта борьба за автономность от государства приобретала самые разные формы — от дикого туризма до домашних научных семинаров — и преследовала одну цель: создание поля свободы пусть и в масштабах «двушки» в спальном районе или палатки в тайге.
«Выстраивание истории страны как бесконечной победной поступи государства — это все из комплекса тоталитарного сознания»
Сегодня мы наблюдаем ровно то же самое: возьмите, к примеру, движение автомобилистов. Что это, как не самоорганизованное социальное движение? Многие не признают его за серьезное политическое сообщество, а зря. Ибо оно и есть язык постсоветского общества, в котором собственный автомобиль — это не только признак статуса, но и требование неприкосновенности частной жизни, и борьба за равные правила игры. Таких примеров социальной активности общества много. Но часто ли их замечают журналисты, социологи, политики? И знаем ли мы, что, какие процессы на самом деле происходят в российском социуме, или видим и замечаем только то, что ограничено рамками нашего скромного опыта?
Но, не изучая это общество, мы с ним и говорить-то не можем — а оно жаждет разговора. А если мы и говорим, то часто люди воспринимают нас в штыки, но не потому, что все за твердую руку: они не понимают абстрактный язык теорий. «Демократия», «свобода слова», «либеральная экономика», «частная собственность» — пустой звук, пока под эти важнейшие идеи не будет подведен этический фундамент и пока эти термины не будут соотнесены с жизненной практикой людей. Вот эта идея, с одной стороны, отстаивания принадлежности России ко всему миру, идея открытости, а с другой стороны — понимания, что есть специфический язык общества, который надо воспринимать и уметь на нем говорить — ровно то, мне кажется, что должно быть первоочередной задачей для людей интеллектуальных профессий.
А много ли мы знаем учебников или исторических книг об опыте сопротивления тоталитарному режиму как у нас в стране, так и в других странах с похожими режимами? Вспомните, как пинали в 90-е академика Сахарова? Как высмеивали шестидесятников? Многие ли знают о советских правозащитниках, о послевоенном художественном нонконформизме? Между тем они — это наш, российский опыт зарождения и развития гражданского общества, опыт, который сегодня нам важен как никогда.
Нет, я не призываю бросить все и с посохом ходить в народ. Я предлагаю пересмотреть миссию интеллектуалов в современном обществе, осознать свою ответственность за ситуацию, в которой мы оказались, и понять: главная борьба — это борьба за умы людей. Тоталитарное сознание побеждает в том числе и потому, что не умеем, не хотим, боимся, отступаем мы.
Прежде всего бросается в глаза удивительное сочетание дилетантизма и непрофессионализма, с одной стороны, и всезнайства - с другой.
В политической сфере - война законов, подзаконных актов и просто решений, принимаемых не только разными органами и на различных уровнях, но и в одном и том же органе и одними и теми же людьми. Наблюдается вполне объяснимое в таких ситуациях великое перемещение людей из одной сферы в другую. При этом один автор в "Независимой газете" не без оснований говорит о "переползании рептильных институтов в новые структуры". Иначе и быть не может. Немало нынешних певцов демократии в свое время верно служили в коммунистическо-тоталитарных структурах, но там не состоялись либо из-за собственной профессиональной непригодности, либо этого не захотели партийно-государственные бонзы. Зачастую за такими перемещениями стоит помимо всего прочего и стремление многих работников, особенно умственного труда, скрыть или возместить свою несостоятельность в прежних сферах.
Живучесть тоталитарной ментальности проявляется, в частности, в массовом стремлении выделиться, прославиться. Вдруг, как бы без особой причины, появляется мода, например, на политологов, причем политологов, разбирающихся "одинаково профессионально" во всех без исключения вопросах.
Появляется много астрологов, а то и откровенных проходимцев от науки, которые знают точные рецепты решения всех проблем вплоть до спасения России и других не менее глобальных по масштабам вопросов. Причем чем экстремистичнее идеи, выдвинутые тем или иным искателем популярности, тем "научнее" они считаются и, естественно, тем больше у них шансов стать достоянием широкой общественности. Солидные журналы, издательства, не говоря уж о телевидении и прессе, буквально охотятся за идеями, концепциями, теориями, которые на поверку оказываются удручающе однообразными по своей "методологии", способу аргументации и источникам заимствования. Это не что иное, как торжество заурядного конформизма заурядных нонконформистов. Наряду со множеством честных и принципиальных людей, искренне стремящихся к преобразованию страны на путях демократии и много делающих в этом направлении, на авансцену вышли политики и представители других профессий, не имеющие представления о профессиональной этике и морально-этических началах.
Здесь нельзя не упомянуть также о своеобразном всплеске садомазохистского комплекса - поиске врагов, заговорщическом комплексе, разоблачительстве и саморазоблачительстве. Отсюда - стремление сокрушить памятники не только преступникам тоталитарного режима, но и истинным героям, отдавшим жизнь за родину. Отсюда работы с весьма любопытными названиями, как "Я был стукачом", "Я был сексотом", "Я был агентом Сталина", "Я была любовницей Сталина" и т.д., и т.п. Вряд ли есть надобность и дальше перечислять подобные факты, которых бесчисленное множество. Ясно одно: они убедительно свидетельствуют о том, что вирус тоталитаризма свирепствует не только в тоталитарном обществе, что мы переживаем мучительный период излечения от тоталитарной шизофрении и освобождения от тоталитарной ментальности.
Послесловие к главе
Роман Дж. Оруэлла заканчивается словами: "Он одержал победу над собой. Он любил старшего брата". Это лишь литературный прием, символ, призванный констатировать факт окончательного формирования и утверждения в оруэлловской утопии тоталитарного человека. Я изложил лишь некоторые, на мой взгляд, наиболее существенные характеристики действительно имевшего в исторической практике места, а не литературно-утопического пленения сознания тоталитаризмом. Чтобы исключить превратное толкование моей позиции по данному вопросу, считаю необходимым сделать несколько оговорок. Прежде всего важно учесть, что выделенные мною характеристики надо понимать в идеально-типологическом смысле, а не как точное отражение реального положения вещей в обществе, поскольку в общем и целом как в гитлеровской Германии, так и в сталинистском Советском Союзе даже в самый апогей тоталитаризма вряд ли правомерно говорить о всеобщей тотализации сознания. В реальной жизни положение вещей обстояло значительно сложнее.
Естественно, если люди поставлены перед выбором - свобода или хлеб, что по сути зачастую означает выбор между свободой и голодной смертью, то большинство из них выберут хлеб. Но при жестком, императивном выборе. Все же Великий Инквизитор, хорошо изучивший Писание и поставивший его на службу своей воле, ошибся в одном: он недооценил то, что в том же Св. Писании сказано: "Не хлебом единым жив человек". Если бы это было не так, то человек до сих пор не вышел бы из пещер каменного века или же царство самого Великого Инквизитора было бы вечным. Спору нет, хлеб нужен человеку как воздух, и он приговорен к тому, чтобы в поте лица зарабатывать свой хлеб насущный. Но тем не менее опыт нашей страны убедительно показывает, что зло само по себе, в каких бы обличьях оно ни выступало, не способно окончательно ликвидировать божественного образа в человеке, возвратить его в первобытное состояние, что неистребимо его стремление к свободе и утверждению истинно человеческого начала. Поэтому неудивительно, что в самые мрачные времена тоталитаризма при всех искажениях сознания, приоритетов, миропонимания и т.д. были миллионы и десятки миллионов людей, которые честно и зачастую самоотверженно тянули свою лямку, служили своей родине, людей, значимость которых всегда остается величиной постоянной, инвариантной. Поэтому было бы неправильно и непредусмотрительно вынести огульный приговор всей семидесятилетней истории страны и всем тем, кому выпала незавидная доля быть героями, персонажами и просто участниками этой истории.
ВОПРОСЫ К ГЛАВЕ
1. Назовите основные признаки тоталитарно-авторитарной модели политической культуры.
2. Каковы условия формирования этой модели?
3. Перечислите основные характеристики "тоталитарного человека".
4. Какое место занимают в тоталитарной политической культуре мифы и стереотипы?
5. Объясните, в чем состоит дихотомичность и конфронтационность тоталитарного сознания.
6. Какое место в нем занимает заговорщический комплекс?
7. Объясните феномен "новояза" и двоемыслия.
8. Каковы особенности проявления тоталитарного сознания в условиях перехода к демократии?
ЛИТЕРАТУРА
Бердяев Н.А. Истоки русского коммунизма. - М., 1990;
Гаджиев К.С. Заметки о тоталитарном сознании // Вестник Московского университета. Серия 12. - Социально-политические исследования. - 1993. - № 3;
Джилас М. Лицо тоталитаризма. - М., 1992;
Тоталитаризм: что это такое? - Т. 1. - М., 1993.
Понятие тоталитарное сознание неотделимо от понятия тоталитарная культура. Тоталитарное сознание характеризуется символическими образами - атлет, борец, вооруженный воин, готовые к преодолению трудностей, выполнению почетного задания или подвига; дородная мать-героиня, воплощающая плодородие земли. Оно проявляется также в том, что граждане под гнетом идеологической лжи, помпезности и преувеличенного оптимизма идеализируют одного лидера вождя, снисходящего до общения с простым народом. Таковым в СССР был Сталин, в Германии Гитлер, Муссолини в Италии, Мао Цзэдун в Китае. В учении тоталитарного сознания четко прослеживается цель: внушить множеству субъектов, что они обладают значимостью, но только как единица целого аппарата, обладают ценностью, но только как трудовая единица, и что каждый человек в отдельности не обладает значимостью, ценностью и есть ничто , а значимость и ценность имеет только народ , масса в целом . "Ты - ничто, а твой народ - всё " (Гитлер).
Возвеличивание Сталина в СССР достигало огромных масштабов. Вот некоторые выдержки из дневника А.Г Соловьева, работника МГК ВКП(б):
Бауман (член бюро МГК.) информировал о подготовке празднования 50-летнего юбилея т. Сталина. Празднование намечено широко по всей стране: приветствия, собрания, митинги, популяризация... Решили присвоить имя Сталина Бобриковской электростанции, строящейся в Тульском округе, и создать денежный фонд т. Сталина для детей, обучающихся в вузах и втузах.
Все газеты впервые опубликовали портреты т. Сталина и многочисленные статьи. В них т. Сталин именуется вождем мирового пролетариата. Отмечаются его колоссальные заслуги в разгроме троцкизма, правого оппортунизма, развертывании индустриализации и коллективизации и колоссальная роль в создании партии и победе социалистической революции. Очень высокая оценка. Такой не бывало.
Продолжается возвеличивание т. Сталина. Вышла брошюра под названием «Товарищ Сталин». В ней 270 страниц. На 13 страницах помещен перечень приветствий... не менее 700 приветствий... Кричащие лозунги: ... «Вождю революционной мировой партии»... Напечатаны на 86 страницах восторженные статьи 16 крупнейших руководителей партии и страны... «Рулевой большевизма»... «Крупнейший теоретик»... «Организатор побед Красной Армии»... Конечно, т. Сталин великий человек. Но не слишком ли чрезмерны похвалы? Выходит, т. Сталин выше т. Ленина, выше всей партии? Может быть, я не прав, но чувствуется в этих грандиозных похвалах некоторая искусственность, не все искренно. Где скромность, которую требовал т, Ленин и требует партия в своих решениях? Как мог допустить т. Сталин такое излишнее восхваление? У меня начинают возникать о нем сомнения, действительно ли он такой великий»
Мнения о личности Сталина не однозначны: для одних людей он - символ могущества страны, ее ускоренной промышленной модернизации, беспощадной борьбы со злоупотреблениями. Для других - кровавый диктатор, символ деспотизма, безумец и преступник. Только в конце 20 в. в научной литературе эта фигура стала рассматриваться более объективно.
Владислав Павлович Смирнов (род. 1929) — советский и российский историк, специалист по истории Франции. Заслуженный профессор Московского университета (2012), лауреат премии имени М.В. Ломоносова за педагогическую деятельность (2013). В 1953 году В.П. Смирнов окончил исторический факультет МГУ, затем стал аспирантом, а с 1957 г. начал работать на кафедре новой и новейшей истории исторического факультета МГУ, где прошел путь от ассистента до профессора. Ниже приводится фрагмент из его книги: Смирнов В.П. ОТ СТАЛИНА ДО ЕЛЬЦИНА: автопортрет на фоне эпохи. - М.: Новый хронограф, 2011.Тоталитарное сознание
Тем, для кого сталинский режим - далекое прошлое, трудно понять психологию граждан тоталитарного общества и особенности тоталитарного сознания. Почему, казалось бы, неглупые и образованные люди верили официальной пропаганде и не видели того, что творилось у них под носом? Я думаю, прежде всего потому, что официальной идеологией советского общества были благородные идеи освобождения трудящихся и всего человечества от угнетения и нужды, от войн и эксплуатации человека человеком. Советская пропаганда объясняла, что вековые мечты человечества о счастье и свободе уже начали осуществляться в Советском Союзе, строящем коммунизм. Конечно, у нас еще много недостатков и трудностей, но непреложные законы истории, открытые Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным, неизбежно приведут к крушению капитализма и победе коммунизма во всем мире. Эта пропаганда подкреплялась высшими духовными и научными авторитетами - самыми знаменитыми писателями, артистами, учеными, в том числе и нашими уважаемыми преподавателями.
Так создавался мифический образ страны и мира, в котором мы жили, а известно, что «мифологическое сознание» обладает большой устойчивостью. Подобно религиозному сознанию, оно способно не замечать или не воспринимать факты, не соответствующие мифу. Я где-то читал о поразительном психологическом опыте: десяти испытуемым давали попробовать сладкий порошок, а потом спрашивали, какого он вкуса? По предварительному уговору с экспериментатором, девять первых испытуемых отвечали, что порошок горький. Тогда десятый приходил в полное смятение и часто тоже говорил «горький», хотя его собственные чувства свидетельствовали об обратном. Нечто подобное я наблюдал, когда известного украинского поэта В.Н. Сосюру, награжденного высшим в СССР орденом Ленина и Сталинской премией, вдруг обвинили в «национализме» за стихотворение «Люби Украину». В общежитии несколько студентов высказали свои сомнения, и тогда наш парторг Миша Волков сказал замечательную фразу: «Я тоже не увидел национализма в стихотворении Сосюры, это значит, что я еще плохо разбираюсь». В самом деле, как сказать «нет», если все кругом, включая самых авторитетных и почитаемых людей, говорят «да»?
Тоталитарное сознание порождала и укрепляла вся обстановка сталинского режима. Как свидетельствует история, авторитарные и тоталитарные режимы часто возникают после серьезных общественных кризисов, революций и гражданских войн. Они приносят с собой стабилизацию и некоторый порядок - чудовищный по меркам демократических стран, но все же порядок, который кажется желанным после революционного хаоса и гражданской войны. С разгромом внутрипартийной оппозиции политическая жизнь в СССР фактически прекратилась. Открытые политические дискуссии стали смертельно опасными. Политические вопросы, чреватые всякими неприятностями, «простые люди» не задавали и не обсуждали. Мне кажется, отношение огромного большинства жителей СССР к власти напоминало в это время отношение зрителей к театру: актеры играют хорошо или плохо, но это их, а не наше дело. Зрители живут сами по себе. Им не приходит в голову давать советы актерам или протестовать против неправильной режиссерской трактовки.
Немаловажное значение имела такая, казалось бы простая вещь, как фразеология. Постоянно повторявшиеся, навязшие в зубах стандартные фразы «гениальный вождь и учитель», «великий, могучий Советский Союз», «в странах, освобожденных от капиталистического гнета» или, наоборот, «народы, стонущие под игом капитала», «англо-американские поджигатели войны», «коварные замыслы иностранных разведок», «буржуазные фальсификаторы истории» застревали в памяти, создавали определенный умственный и психологический настрой, которому было трудно противостоять, формировали общественное мнение. Способность обобщать и анализировать события встречается не часто. Далеко не все могут самостоятельно преодолевать «мифологическое сознание» и трезво оценивать общество, в котором живут. Мы с детства жили в тоталитарном обществе и другого общества не знали. Оно казалось нам нормой, а с нормой не спорят, ей следуют.
Конечно, такое состояние умов возможно лишь при отсутствии оппозиции, при полной государственной и партийной монополии на информацию. Мы, студенты, читали только советские газеты и слушали только советское радио. Зарубежные газеты имелись лишь в «спецхранах» научных библиотек. Зарубежные передачи на русском языке, вроде «Голоса Америки» обитатели общежития слушать не могли и не хотели, их заглушали мощным ревом «глушилок», который можно было услышать далеко вокруг. Те, кто несмотря ни на что, пытались послушать зарубежное радио у себя дома, об этом помалкивали. Они опасались доносов бдительных соседей, которые могли бы услышать шум «глушилок» и заподозрить неладное. В результате советские граждане очень многого не знали. Мы, например, не знали, что Ленин последние годы своей жизни находился в параличе, потерял речь, мы не имели сколько-нибудь достоверных данных о военных потерях СССР, совсем никаких сведений о масштабах сталинских репрессий, о голоде 1932-1933 и 1946 годов, о «ленинградском деле», о расстреле руководителей Еврейского антифашистского комитета и о множестве других событий, происходивших в нашей стране и за рубежом. Даже о сенсационном и политически абсолютно нейтральном путешествии Тура Хейердала на плоту «Кон-Тики» через Тихий океан, совершенном в 1947 г., нам сообщили лишь через 8 лет, уже после смерти Сталина.
Казалось бы, жизнь при тоталитарном режиме в удушливой атмосфере постоянной навязчивой пропаганды и угрозы репрессий должна быть сплошным кошмаром, но мне и моим друзьям того времени она представлялась вполне нормальной. Студенты, по самому своему положению учащихся, оставались в значительной степени в стороне от реальной жизни. Главное место в их душах занимала вовсе не идеология или политика, и даже не учеба, а молодая радость жизни, любовь, дружба. Воспитанные в советском духе школой и комсомолом, а часто и родителями, более или менее смутно ощущавшие свою принадлежность к будущей элите общества, совсем еще юные и неопытные, студенты не слишком хотели видеть темные стороны советской действительности и задумываться над ними, тем более что это нарушало душевное спокойствие и было небезопасно. Всякого рода несправедливости они воспринимали как «отдельные недостатки», не связывая их ни с советской властью, ни с марксизмом-ленинизмом, ни со Сталиным.
Когда наши студенческие годы остались уже далеко позади, Миша Вассер как-то рассказал мне, что, вернувшись с фронта в родной Кременчуг, он отправился к секретарю Горкома партии, чтобы встать на партийный учет и устроиться на работу. Секретарь принял его очень холодно и сказал, что нет никакой работы, кроме работы грузчика. Миша не заподозрил, что, не будь он евреем, для него нашлась бы другая работа. Некоторое время он работал грузчиком и одновременно готовился к поступлению в Московский Институт международных отношений в полной уверенности, что его - коммуниста-фронтовика, участника Парада Победы, окончившего школу с аттестатом отличника - туда обязательно примут. Миша прошел предварительное собеседование в приемной комиссии, по его мнению, успешно, но в коридоре его догнал присутствовавший на собеседовании секретарь Комитета ВЛКСМ, тоже бывший фронтовик, и сказал: «Слушай, тебя здесь все равно не примут. Возьми документы и иди в МГУ - там принимают». Миша так и сделал, но говорил мне, что даже в тот момент у него не возникло мысли о дискриминации евреев, он объяснял все злокозненностью членов приемной комиссии.
Мне кажется, сильно влиял на наше поведение страх. Это не был постоянный липкий страх, описанный, например, в повести Б. Ямпольского «Московская улица», - страх слежки, томительное ожидание обыска и ареста. Скорее, это был страх нарушить каие-то правила, переступить некие границы и оказаться в опасном положении. Пожалуй, его можно сравнить с опасениями пешехода на опасном перекрестке: легко угодить под автомобиль, надо оглядываться по сторонам. Я, как, видимо, и многие другие советские люди, очень хорошо понимал, что можно попасть в тюрьму за какой-нибудь анекдот или разговор, что «болтать лишнее» не следует, а рассуждать на политические темы можно только с «надежными» друзьями, но это казалось мне вполне естественным.
Время от времени до нас доходили слухи, что кого-то «взяли» или он просто исчез. На первом курсе лекции по основам марксизма-ленинизма нам читал профессор В.Г. Юдовский - седой, представительный, в темных очках. Говорили, что он старый большевик - это было очень почетное звание. Лекции Юдовский читал хорошо - интересно, ясно, понятно, но вдруг он исчез. Я подумал, что его уволили или, может быть, «посадили», но никто из студентов ничего не знал, да и не сильно интересовался его судьбой. Лишь совсем недавно, перелистывая сборник недавно опубликованных документов о борьбе против «космополитизма», я прочел там, что в марте 1949 г. партийное собрание кафедры марксизма-ленинизма МГУ приняло постановление, в котором говорилось, что ряд преподавателей допускает «грубые политические ошибки» космополитического характера, в частности «профессор Юдовский в своих статьях и лекциях протаскивал враждебные идеи “о единой мировой науке”, “о мировом всечеловеческом единстве народов”, принижал революционное значение русского рабочего класса, умышленно отвлекал внимание студентов и аспирантов от изучения и разработки вопросов современного периода».
Партийное собрание потребовало отстранить от работы Юдовского и других «космополитов», и Юдовского немедленно уволили вместе с Минцем, Разгоном, Рубинштейном, Звавичем, и Зубоком1. В том же 1949 г. Юдовский умер - я не знаю где и как. Незадолго до окончания МГУ, придя однажды на факультет, я увидел, что в расписании зачеркнута фамилия академика И.М. Майского, бывшего посла СССР в Великобритании и заместителя министра иностранных дел, который после отставки работал в Институте истории и на истфаке МГУ. Я спросил лаборантку, что произошло. Сделав страшные глаза, она сказала: «Тише!» и прошептала мне на ухо: «Взяли!» Я не испугался и не удивился: ну, взяли и взяли, значит, было за что. Я даже не подумал, что такой известный государственный деятель (которого через несколько лет освободили и полностью реабилитировали) мог быть невиновен, я только посочувствовал его дипломникам, которые остались без руководителя.
Действенным средством контроля над поведением и мыслями служили партийные, комсомольские и другие общественные организации. Как только мы, первокурсники, появились на истфаке, нас сразу зачислили в «кружки по изучению биографии товарища Сталина», потом назначили «агитаторами среди населения», записали в профсоюз, в Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ), еще куда-то.
Даже простое пребывание в таких организациях, присутствие на собраниях, а еще обязательное участие в выборах депутатов в Советы разного уровня, в праздничных демонстрациях, в ежегодной подписке на государственные займы, формировали конформистский тип сознания и поведения. Неучастие в выборах, в подписке на заем и в других «мероприятиях» могло повлечь неприятные последствия. Один из студентов нашего курса, в шутку сказавший, что он не желает платить членские взносы в ДОСААФ, потому что борется за мир, поплатился за свое остроумие разбором «персонального дела» на комсомольском собрании.
Теперь я знаю, что некоторые мои сокурсники начали раньше меня задумываться над положением в нашем обществе и преодолевать «тоталитарное сознание». Для одних исходной точкой послужила деятельность Коминформа, для других - дискуссия по языкознанию, для третьих - кампания против космополитизма или еще что-то. Одна из сокурсниц впервые задумалась над положением в СССР, когда прочла в американском романе фразу: «Семья ютилась в пяти небольших комнатах». У меня вызвало сомнение дело «врачей-убийц». Безымянные американские «рабовладельцы-людоеды», отдающие директивы об истреблении руководящих советских деятелей, выглядели как-то странно. Лишь один из обвиняемых признал, что получил такие директивы, причем их передал «известный еврейский буржуазный националист Михоэлс», которого в 1948 г. похоронили с большими почестями. Щербаков и Жданов действительно скончались, Щербаков еще в 1945 г., а Жданов в 1948 г., но все генералы и маршалы, которых «врачи-убийцы» собирались вывести из строя, продолжали здравствовать. Все это в соединении с новой антисемитской кампанией заставляло задуматься.
