«Легенда о любви» - яркая, роскошная, наполненная драматургией постановка Юрия Григоровича. Балет в стиле настоящей восточной сказки, в цветах южного заходящего солнца на контрасте с темным ночным небом. В этой постановке великолепно все, начиная от хореографии гуру отчественного балета, до сюжетной линии, которая от начала до самого финала удерживает внимание зрителя, заставляя восхищаться каждым актом, действием, пластикой танцовщиков и великолепной музыкой Арифа Меликова.

Хореограф-постановщик - Юрий Григорович
Художник-постановщик - Симон Вирсаладзе
Художник по свету - Михаил Соколов
Дирижер-постановщик - Павел Сорокин

Продолжительность - 2 часа 50 минут

Действие I

Картина 1
Во дворце Мехмене Бану царит глубокая скорбь - умирает ее юная сестра Ширин. Визирь и придворные в страхе. Мехмене Бану в отчаянии.
Неожиданно появившийся Незнакомец готов спасти принцессу, но для этого Мехмене Бану должна пожертвовать своей красотой.
Ради спасения жизни сестры и во имя любви к ней Мехмене Бану принимает условие Незнакомца. Ширин возвращается к жизни.

Картина 2
На дворцовой площади молодой художник Ферхад внезапно встречается с царицей Мехмене Бану и принцессой Ширин, шествующими в окружении придворных и стражи. Сестры встречаются взглядами с Ферхадом, и в их сердцах вспыхивает любовь к юноше.
Шествие удаляется. Ферхад покорен красотой юной Ширин.
Ширин тайно возвращается на площадь в надежде вновь увидеть Ферхада. Девушку и юношу неодолимо влечет друг к другу.

Действие II

Картина 3
Мехмене Бану охвачена страстью к Ферхаду. Ничто не может отвлечь ее от мыслей о прекрасном юноше. Она в отчаянии понимает, что ей, потерявшей красоту, теперь недоступна любовь Ферхада.

Картина 4
Юная Ширин мечтает о счастье с любимым. Она полна тревожных и радостных предчувствий.
Ферхад проникает в покои Ширин, и они вместе бегут из дворца. Терзаемая ревностью, Мехмене Бану приказывает схватить влюбленных. Погоня настигает беглецов.
Тщетны мольбы влюбленных даровать им счастье. Мехмене Бану ставит перед Ферхадом невыполнимое условие: он получит Ширин, если пробьёт железную гору, закрывающую путь воды к людям.
Ферхад готов пойти на этот подвиг во имя любви. Он прощается с Ширин.

Действие III

Картина 5
Ферхад в горах. Ему видится, что он открыл дорогу воде, и перед ним возникает образ любимой Ширин.

Картина 6
Страсть к Ферхаду и угрызения совести мучают царицу Мехмене Бану. В своих мечтах она вновь прекрасна, и Ферхад любит ее.

Вбежавшая Ширин разрушает грезы Мехмене Бану и молит сестру не наказывать Ферхада, которого она любит. Мехмене Бану как никто понимает это чувство и принимает последнее решение. Они устремляются из дворца.

Картина 7

Люди, услышавшие о деянии Ферхада, в надежде приходят к нему в горы.

В окружении свиты появляются Мехмене Бану и Ширин. Влюблённые бросаются навстречу друг другу. Принцесса пытается скорее увести его отсюда. Но Ферхад, видя немую мольбу людей, умирающих от жажды, решает остаться в горах, чтобы совершить подвиг во имя любви к людям и Ширин. Все склоняются перед великим самопожертвованием Ферхада.

Анна Гордеева. . "Легенду о любви" можно снова увидеть в Большом (Время новостей, 26.04.2002 ). Татьяна Кузнецова. . В Большом театре показали и то и другое (Коммерсант, 26.04.2002 ). Майя Крылова. . Возвращение ориентального балета Юрия Григоровича (НГ, 26.04.2002 ). Лейла Гучмазова. При объективном подходе не понять, почему вокруг "Легенды о любви" Большого театра столько шума (Время МН, 26.04.2002 ). Елена Рюмина. . Возвращение спектакля Юрия Григоровича в Большой театр (Ведомости, 26.04.2002 ). Елена Губайдуллина. (Известия, 26.04.2002 ). Светлана Наборщикова. . "Легенда о любви" вернулась в Большой театр (Новые известия, 26.04.2002 ). Ольга Гердт. . В репертуар вернули "Легенду о любви" (Газета, 26.04.2002 ). Наталия Звенигородская. . Спектакль Юрия Григоровича пробудил ностальгию по золотому веку нашего балета (Труд-7, 30.04.2002 ). Виолетта Майниеце. . Григорович в который раз вошел в одну и ту же реку (Культура, 16-22.05.2002 ).

Легенда о любви. Большой театр. Пресса о спектакле

Время новостей, 26 апреля 2002 года

Анна Гордеева

Хорошо забытое старое

"Легенду о любви" можно снова увидеть в Большом

«В воскресенье, в бенефис балетной примадонны нашей, г-жи Вазем, дан был в первый раз по возобновлении древний балет Дева Дуная ». То есть не в воскресенье, а в среду, примадонна здесь ни при чем, и вовсе не «Дева Дуная», а «Легенда о любви». Но нынешняя премьера Большого театра способна запросто спровоцировать балетного критика на обороты позапрошлого века. Тогдашние газетные трудоголики отписывали не только премьеры или визиты знаменитых гастролерш - на каждый будничный спектакль наутро появлялся отклик в печати. А рецензировать «Легенду» только и возможно, разговаривая об уже виденных актерских работах. Потому что это вовсе не премьера.

Впервые Юрий Григорович поставил балет на музыку Арифа Меликова в 1961 году в Мариинском (тогда Кировском) театре. Через четыре года перенес спектакль в Большой. Тогда, в шестидесятых, это было событие, шок, сексуальная революция в балете. Царице Мехменэ-Бану, отдавшей бродячему колдуну свою красоту в обмен на выздоровление сестры, навсегда завесившей лицо платком и безнадежно влюбившейся в придворного художника, снились эротические сны, и она страдальчески выгибалась в «мостик». Сестрица - принцесса Ширин - также обратившая внимание на Ферхада, недолго думая, прибегала к нему в сад, и дуэт, в котором танцовщицу поднимали вниз головой, а ноги ее раскрывались наверху в шпагате, заставил шипеть многих блюстителей нравственности (та же поза «снилась» и Мехменэ-Бану - словно балетмейстер повторял движение для тех, кто не поверил своим глазам). Социальный пафос, помещенный в третий акт спектакля (где Ферхад отказывается от обеих сестричек ради прокладки водопровода в родной кишлак), тогда пробегал глазами, как цитаты из вождей в приличных научных книгах.

«Легенда о любви» шла в Большом театре тридцать четыре года. Менялись составы (на премьере царицей была Плисецкая, ее сестрой - Наталья Бессмертнова, Ферхадом - Марис Лиепа). Менялась страна. Понятия о приличиях. Представления о балете. Три с половиной года назад «Легенду» убрали из репертуара. Теперь вот вернули - с теми же декорациями и костюмами Вирсаладзе, с теми же исполнителями, что работали в последний перед временной отставкой сезон.

Роль Мехменэ-Бану исполняла Надежда Грачева. Самая надежная, устойчивая и уверенная в себе балерина Большого имеет один существенный недостаток: героини благородных кровей в ее исполнении часто бывают столь «забытовлены», что, кажется, ты их встречаешь на коммунальной кухне. Вот и сейчас - какая там царица, смесь гордыни и тоски! Простая русская баба с неустроенной судьбой. Жесткая графика надменных поз потеряла свою резкость, все линии «поплыли» и опростились. И лишь коронный номер - фуэте - был исполнен безупречно. Анне Антоничевой, балерине сдержанной, замкнутой, порой почти бесстрастной, досталась роль принцессы Ширин. Высокорожденные особы Антоничевой обычно удаются - но здесь Григоровичем поставлена не просто партия для принцессы, а партия для принцессы-девочки, воплощенной весны, самой наивностью своей и ясной красотой оправдывающей абсолютную безжалостность судьбы Мехменэ-Бану. Вся роль - сияние, трепетание, подрагивание пальцев. У Антоничевой это выходит несколько тяжеловесно, каждый жест слишком подчеркнут и акцентирован.

Глаз отдыхает только на Ферхаде - Николае Цискаридзе. Название балета - «Легенда о любви» - артист понимает своеобразно: ни в Мехменэ-Бану, ни в Ширин его герой не влюблен. Цискаридзе самоотверженно поднимает дам на верхние поддержки, разворачивает и вполне аккуратно ставит на место - но нет ни капли страсти в этих гимнастических упражнениях. Когда же Ферхад солирует - исчезают все вопросы: художник влюблен не в конкретную женщину, а в лично придуманную мечту. Ну пусть это поперек всего сюжета - монологи Ферхада сделаны на том техническом уровне, когда сюжет становится в принципе не важен. Круг прыжков по сцене в эпизоде погони - и восторженный вопль зала (а меж тем влюбленный, судя по разнице темпов, явно бросил девушку, с которой бежит, где-то на полдороги).

Отсутствие ансамбля, внутренней связи между артистами, конечно, подкашивает спектакль. Но сможет ли другой состав сыграть лучше - неизвестно. Все-таки для тонуса «Легенды о любви» в дни первой премьеры было очень важно то чувство открытия, сенсации и преодоления запрета, что испытывали все артисты сорок лет назад. А теперь балерин вниз головой не поднимает только ленивый.

Коммерсант , 26 апреля 2002 года

"Легенда о любви" как правда о балете

В Большом показали и то и другое

На сцену Большого театра после трехсезонного отсутствия с триумфом вернулся балет Юрия Григоровича "Легенда о любви". По мнению обозревателя Ъ ТАТЬЯНЫ КУЗНЕЦОВОЙ, это событие не столько культурное, сколько идеологическое.

Балет "Легенда о любви" шел на сцене Большого с 1965 года ровно тридцать лет и три года. За это сказовое время полинял, потускнел и как-то вышел из моды. Вспышки внимания к нему возникали примерно раз в десять лет - когда в спектакль вводили новое поколение артистов. Но так как никто из последователей не мог сравниться с титанами, танцевавшими "Легенду" в 60-е годы, то интерес опадал самым естественным образом. Так же естественно (а вовсе не из-за гонений тогдашнего худрука Васильева на репертуар опального Григоровича) выпал из афиши и сам спектакль: то готовились к юбилею поэта Пушкина, то к загранкомандировкам, то ставили Бориса Эйфмана, Джорджа Баланчина и Пьера Лакотта (Pierre Lacotte). А когда власть переменилась и Юрий Григорович вернулся в театр возобновлять свое "Лебединое озеро", решили заодно попросить его лично почистить и "Легенду". Мэтр и его ассистенты потратили на чистку уже танцевавшего состава два месяца (для сравнения: неведомого Баланчина в Большом поставили за три недели). И вот теперь вполне рядовое репертуарное событие преподносится как великая победа отечественного балета. Свежеотрепетированная "Легенда" и впрямь выглядела поучительно.

Во-первых, стало понятно, почему этот "современный балет" сразу после премьеры (в 1961 году в Кировском театре) добился признания и властей, и критики, и публики. Пьесу турка Назыма Хикмета, написанную в капиталистических застенках, положенную на музыку азербайджанцем Арифом Меликовым, русский Юрий Григорович поставил как поэму о борьбе чувства и долга. Побеждал, разумеется, долг: юноша Ферхад отвергал любовь принцессы Ширин, дабы, сокрушив гору, напоить родной народ (после столь идеологически верного балета можно было спокойно вручать 38-летнему хореографу главный театр страны). Эстеты того времени пленились ориентально "условной" пластикой, жесткой режиссурой, аскетизмом сценографии и костюмов (художник - Симон Вирсаладзе), усмотрев во всем этом идейный отпор опостылевшей хореодраме. Массового зрителя тоже не пришлось перевоспитывать: балет оказался повествователен и общедоступен. Герои открывали сердце любимым, выдаивая левую грудь и выплескивая невидимое содержимое к ногам избранника; ковшом растопыренных пальцев зачерпывали "любовь" из-под ног и подносили ко рту. В общем, только дурак не поймет, кто здесь хороший, кто плохой и что происходит.

Во-вторых, стало очевидно, что остальные пять оригинальных балета советского классика - калька "Легенды о любви". Жесткая схема спектакля (четверка протагонистов, у каждого - свой кордебалет и свой монолог; к каждой массовой ударной сцене прилагается контрастная - лирическая) сработала безотказно и была способна к тиражированию. Небогатая лексика тоже оказалась достаточной: Юрий Григорович четверть века так и переносил из спектакля в спектакль все эти ренверсе, верхние поддержки, большие батманы, падения на колено - вплоть до характерных жестов, одинаковых что у Визиря, что у Красса, что у Ивана Грозного.

В-третьих, стало ясно, почему московские артисты десятилетиями танцуют грязно. Крупный помол хореографии Григоровича, на которой выросли поколения, не требует ни отчетливости позиций, ни выворотности, ни изощренности - только силы и выносливости. А также особой пафосной остервенелости (раньше ее называли одержимостью), для которой отчетливость танца даже вредна. Есть у танцовщиков эта самая одержимость - и можно не обращать внимание на косолапые ноги, сорванный пируэт, запоротое шене; а вот если ее нет, любой спектакль Юрия Григоровича тут же превращается в примитивный плакат. Ну вроде как песни Высоцкого, которые можно слушать только в его собственном надрывном исполнении.

Сегодняшние артисты (от кордебалета до премьеров) работали так старательно, как никогда не работали на каком-нибудь Баланчине, Эйфмане и тем более на Лакотте. Отшкуренные репетиторами, с младенчества воспитанные на том, что лучше этой хореографии мир еще не создал, они выполняли знакомые григоровичевские па, как высокий ритуал. Но с высоцкими нынче плохо - время ушло. Балетоманы могут спорить, кто лучше - изящный Николай Цискаридзе или атлетичный Дмитрий Белоголовцев, длинноногая Анна Антоничева или компактная Марианна Рыжкина, уверенная Надежда Грачева или ошеломленная Мария Аллаш. Все прыгали, вертелись, переживали и, как могли, пытались соответствовать легендарным предшественникам. Реанимировать свою роль смог только не обремененный пиететом Геннадий Янин: несмотря на откровенно трюковой характер партии, его горбатый хромой шут ошарашивал, как нежданный выходец из преисподней.

И все равно "Легенда о любви" была обречена на успех. Воспитанная на Григоровиче публика реагировала на спектакль, как собака Павлова на привычные раздражители: цирковая верхняя поддержка (в шпагат ли, "на стульчик") - аплодисменты, фуэте - бурные аплодисменты, jete en tournant в быстром темпе два круга - овация. Как в счастливом детстве, когда советский балет был опорой в трудный час, когда, как сказано в буклете, "умели тогда, знали, как побеждать и быть на коне". И чтобы опять почувствовать себя на коне, надо всего лишь вернуть в театр Григоровича. Его водружали на пьедестал еще год назад - после возобновления "Лебединого озера". Тогда не получилось, постановка оказалась уж очень невразумительной и скучной. "Легенда" больше пригодна для подъема национального духа. И вот на авансцену опять выводят хореографа со звездой Героя соцтруда на лацкане. Зал ревет, цветы летят, мэтр властно гонит кордебалетное стадо к рампе. "День сурка" какой-то, ей-богу.

Независимая газета, 26 апреля 2002 года

Майя Крылова

Суров, но справедлив

Возвращение ориентального балета Юрия Григоровича

Молодой хореограф Юрий Григорович поставил "Легенду о любви" в Большом театре через четыре года после премьеры в Ленинграде. Когда много лет спустя маститого Григоровича "ушли" из ГАБТа, балет 1965 года сняли с афиши. Теперь снова восстановили.

Слагаемые "Легенды" - либретто по пьесе турецкого поэта-коммуниста Назыма Хикмета, музыка Арифа Меликова, декорации (темный складень в виде огромной книги) Симона Вирсаладзе. Знатоки ислама находят скрытые суфийские мотивы, попавшие в балет от литературного первоисточника - поэм Навои и Низами. В событиях притчи участвуют две сестры-царицы, один пригожий зодчий, идея справедливости и скала, которую надо героически пробить, чтобы в средневековой стране была вода.

Этот аскетический балет-плакат в духе и букве шестидесятников многие считают лучшей постановкой Григоровича. В момент создания спектакль потряс невиданной в сталинском балете диалектикой "объективной" судьбы народа и субъективизма частных жизней. Не менее поражала почти диссидентская идея, что жизнь человека зависит от его собственного выбора, а не от закономерностей исторического процесса. Но Григорович угодил и тем, кто требовал от художников "воспитательного" искусства: мироздание у него героизировано, а нравственная коллизия между "хочу" и "должен" решается в пользу долга.

Апологеты не замечали малого набора балетной лексики и восторгались, что хореограф отменил синонимичность понятий "балетная драматургия" и "сюжет", обильные бытовизмы и танцы "по поводу", заменив их потоками "обобщающих" танцев с хореографическими лейтмотивами. Только ленивый не упоминал про персидские миниатюры, вдохновлявшие Григоровича. Балетоведы обсуждали танцующее золото, танцующие мечты о воде и танцующий царский гнев - все в исполнении женского кордебалета. Зрители ахали от лирических интерлюдий-кульминаций, когда массы (мудрецы, плакальщицы, шуты, воины, жители пустыни и т.д.), эмоционально формирующие ситуацию или настроение, замирают в темноте, но главные персонажи, поданные "крупным планом" в потоках локального света, продолжают действовать, танцем проецируя вовне внутренние чувства. Григорович использовал здесь модный европейский художественный прием: соорудил два потока времени, время объективное - и субъективное, темп которого регулируется нюансами "Я"-переживаний. Конечно, сейчас все эти новации оттепельного романтизма - давно традиции. Но по-прежнему впечатляют мастерски поставленные массовые сцены-нарастания: шествие первого акта и знаменитая погоня второго - чистейший хронотоп по Бахтину, время и пространство, обнаруживающие друг друга в едином пластическом целом.

Задача исполнителей - строго следовать графике пластического орнамента, несложного танцевально, но напряженного физкультурно, и соблюдать былой запрет Григоровича на хлопотание физиономией (почти никто не соблюдает). Ближе всех к идеалу танцуют Геннадий Янин (Шут) и Марк Перетокин (Визирь). Николай Цискаридзе (зодчий Ферхад) в разговоре со мной описал метаморфозы своего героя, из художников попавшего в каменотесы, фразой: "Это все равно что пианиста заставить лепить кирпичи". Надежда Грачева (царица Мехмене-Бану) и Анна Антоничева (ее сестра Ширин) изображают что положено: тигрицу и газель. Требуемой пластической каллиграфии, одновременно упругой и льющейся, как арабская буквенная вязь, у солисток нет.

Сегодняшний день внес коррективы в восприятие некогда новаторского балета. То, что в танце и сценографии раньше считалось лаконичным и емким, теперь наивно. Впрочем, картинно вскинутые в запястьях кисти рук, многократные силовые поддержки и балетный Восток без восточной цветистости получили горячее одобрение публики. Наши зрители десятилетиями воспитывались на суровой простоте Григоровича. "Легенда" для них - не какой-нибудь извилистый опус прибабахнутых интеллектом Форсайта или Ноймайера.

	Новые звезды в старых мизансценах Фото Сергея Исакова

Время МН, 26 апреля 2002 года

Лейла Гучмазова

Миф и "Легенда..."

При объективном подходе не понять, почему вокруг "Легенды о любви" Большого театра столько шума.

Придется вспомнить, что пионерское детство прошло не на Баланчине и Форсайте, а на живом классике советского балета Юрии Григоровиче и трудах критиков с подробными ему осаннами. А также забыть, от какого наследства мы отказываемся

Новая "Легенда..." не премьера, ее танцевали в обоих главных театрах, только в Большом она ненадолго выпала из афиши. Потому труд по ее реанимации совсем не тот, что предстоит труппе при воспоминании о "Симфонии до мажор" Баланчина. Солисты его любят за шанс блеснуть актерским талантом (особенно стоны нелюбимой царицы Мехменэ Бану) и с оказией рады были танцевать спектакль "на стороне", а кордебалет в свой бенефис разруливал сцену погони, желая предстать в лучшем свете. В общем, "Легенда...", как и прочее творчество тридцать лет единственного отца Большого балета, всегда остается бронепоездом на запасном пути.

Тем не менее звезды Большого - Надежда Грачева, Анна Антоничева и "созданный для этой роли" Николай Цискаридзе - откровений не устроили и качества спектакля игрой не затмили. Разочаровали даже тех, кто великую троицу первых исполнителей Плисецкая - Бессмертнова - Лиепа видел только в записи. Разве что кордебалет воспрянул: балетные массы любят сильную руку, тем более знакомую.

На "Легенде..." молодой Григорович въехал в Большой театр в 1965 году, как на белом коне. Сегодня легко угадать и возраст спектакля, и его время, сыгравшее с ним шутку как раз потому, что был он чистейшим авангардом. Уж кто бы дал фору всем нынешним мастерам железных свай, так это художник Симон Вирсаладзе: black box, изысканный свет, раскрытый Коран как универсум декораций. А танцевальный симфонизм Григоровича, что так усердно постулирован и воспет, разломился ровно на две части. Первая ужасно тяготит. Танцующие потоки воды и обездоленный народ адекватны нормам советского балета "творчески осмыслять достижения классики", видение Мехменэ Бану буквально цитирует шедевральный выход теней в "Баядерке" Петипа. Другая половина - это то, за что Григоровича признали талантливым и любили, а теперь чтят заслуги и прощают. В сцене погони он заставил не замечать родовое увечье советского балета: когда танец обязывали "рассказать историю", а он, как чистая абстракция, протестовал, Григорович рассказал историю именно танцем мастерски выстроенных балетных масс. Впрочем, сюжет "Легенды..." отлично вписывался в официальную идеологию, отанцевав примат личного над общественным и долга над призванием. Романтика советских шестидесятых упокоилась в дуэтах и монологах, а мощь балетных тиранов Григоровича уже тогда озадачила самых прозорливых.

Остряк с балетного форума решил, что "Легенда..." - ответ Большого театра бритоголовым. Для читателей полосы "Культура" актуальность другая: гитисовский приятель, "продвинутый" адепт хореографа Григоровича, кажется мне похожим на Диму Ольшанского. По большому счету, вопрос не в том, был ли мальчик, а в том, что под мальчиком подразумевать. Конечно, не "Легенду о любви", шедевр отечественного балета 60-х. И не персону Юрия Григоровича - никакой одиозности нет, коль скоро девять из десяти ныне здравствующих великих пережили свои творческие потенции. Вопрос главный и в рамке новых кадровых перетрясок в Большом страшно актуальный: значит ли возобновленный спектакль, что за ним последует реконкиста советского балета или это стратегическая уловка, чтобы овцы-солисты были целы и волки "золотого века Григоровича" сыты?

Похоже, ответа не знает даже Большой театр.

Ведомости , 26 апреля 2002 года

Елена Рюмина

Большая легенда

Возвращение спектакля Юрия Григоровича в Большой театр

Прошедший в январе и не отмеченный в Большом театре юбилей создателя балета Юрия Григоровича мог стать идеальным поводом превратить возобновление спектакля в политическую акцию - именно в такой атмосфере год назад шло "Лебединое озеро". Но возвращение на сцену самого совершенного творения хореографа оказалось событием в первую очередь художественным.

Живые персонажи энциклопедии "Балет", заполнившие зал, превратились в антураж премьеры. В царской ложе появился Джон Ноймайер - культовый современный хореограф, возглавляющий Гамбургский балет, который в контексте премьеры трактовался как самый последовательный и самый успешный западный ученик Григоровича. Любовь Ноймайера к сложным литературным сюжетам, собственная система взглядов на окружающую реальность, провоцирующая критиков называть его хореографом-философом, умение режиссерски сконструировать композицию и сформировать индивидуальный язык каждого персонажа - свидетельство, что спектакли Григоровича он изучал задолго до нынешнего визита в Москву.

Для западных хореографов "Легенда о любви" стала учебником сразу же после премьеры, состоявшейся в 1961 г. в Ленинградском театре оперы и балета имени Кирова. Тогда появление спектакля, созданного 34-летним хореографом Юрием Григоровичем по мотивом персидских легенд, не просто зафиксировало рождение талантливого мастера сочинять танцы: "Легенда о любви" окончательно дискредитировала идею советских балетмейстеров превратить балет в воспроизведение "Работы актера над собой" с музыкой и танцами.

Время от времени спектакль танцуют за границей даже сейчас - как изощренное упражнение в старом стиле. В России "Легенда о любви" на протяжении четверти века оставалась не просто самым современным, но и самым актуальным балетом - одним из немногих спектаклей, в котором каждый мог станцевать собственные легенды о любви. Его наполняли своей энергетикой самые великие танцовщики Большого театра.

Восстановленный спектакль в первые минуты выглядит почти незнакомым, хотя коррективы, внесенные хореографом, заметны только тем, кто сдавал текст "Легенды" в курсе классического наследия на балетмейстерском факультете. Но суровые сукна, светильники и створки распахнутой на сцене огромной книги, выполненные художником Симоном Вирсаладзе в лаконичном стиле 60-х, огромные массовые шествия и ставшие легендарными трио главных героев, дуэты и монологи, созданные Григоровичем, остались на своих местах. Просто нынешняя премьера зафиксировала долгожданное наступление новых времен и переход "Легенды о любви" в разряд классики. Ее танцуют не плохо, но тщательно, сосредоточенно и отстраненно - как Петипа или Баланчина, вкладывая в текст не эмоциональные порывы, а весь профессионализм и чувство ответственности.

"Легенду о любви" это не убивает - она просто обретает новый смысл, что и отличает шедевр от хорошего спектакля. Поставленная в разгар хрущевской оттепели, та "Легенда" была спектаклем о художнике Ферхаде, который делал свой выбор между личным чувством и долгом перед народом. Теперь, не изменив текста, но потеряв восточную негу, она трансформировалась в балет о великой царице Мехмене Бану (Надежда Грачева) , чью душу разъедает не столько безответная любовь, сколько безграничная власть.

Известия , 26 апреля 2002 года

Елена Губайдуллина

Возобновлен лучший балет Юрия Григоровича

"Легенда о любви" родилась на свет сорок с лишним лет назад в Кировском (ныне Мариинском) театре. Вскоре балет появился и в Большом и не сходил с его афиш в течение нескольких десятилетий. Он вошел во все хрестоматии и энциклопедии по истории хореографии и чуть было не рискнул только в истории и остаться. В Большом театре "Легенду о любви" забыли на целых четыре года (для мимолетного искусства балета - срок немалый). К счастью, спохватились вовремя. Над возобновлением работал сам Юрий Григорович, восстановивший спектакль практически без изменений. На премьеру приехал автор музыки - азербайджанский композитор Ариф Меликов. За дирижерским пультом стоял Павел Сорокин.

Публика тепло встретила возвращенную "Легенду". Аплодировать начали уже во время действия - зал откликался и на появления солистов, и на помпезные массовые сцены, и на красоту орнаментальных движений. Каждый акт завершался овациями, а финальные поклоны длились почти четверть часа под несмолкаемые "браво". В одном из антрактов удалось переговорить с присутствовавшим на премьере Джоном Ноймайером. Восторженный руководитель Гамбургского балета признался, что спектакль Григоровича произвел на него ошеломляющее впечатление.

Секрет популярности "Легенды о любви" - в парадоксальном сочетании величавой монументальности и занимательной интриги. В напряженной драматургии балета, поставленного по пьесе Назыма Хикмета, есть и любовный треугольник, и мистика, и захватывающие погони, и подвиги. Надежда Грачева (Мехменэ Бану), Анна Антоничева (Ширин) и Николай Цискаридзе (Ферхад) несколько притушили неизменную в советском балете патетику. Страстям и переживаниям предпочли чистый танец, витиеватый и сложный. Томные изгибы корпуса, изломанные линии рук, замысловатые прыжки казались буковками арабской вязи, будто сошедшими с гигантского фолианта.

Прямая речь

Наталья БЕССМЕРТНОВА, ассистент хореографа-постановщика, народная артистка СССР, первая исполнительница партии Ширин в Большом театре:

Очень рада, что "Легенда о любви" вернулась на сцену. Балет интересен артистам, надеюсь, и зрителям тоже. Это один из самых дорогих для меня спектаклей, я очень любила партию Ширин. И сейчас, когда работала с нашими балеринами, старалась передать им то, что Юрий Николаевич требовал и от нас, когда ставил спектакль. В "Легенде" важно все - и стилистика, и хореография, и эмоциональный накал, и выразительность, и чувства, переполняющие героев. Зритель должен быть захвачен происходящим на сцене, должен сопереживать, а не просто смотреть танцы. Я довольна исполнителями. Хотела бы пожелать им успеха и еще большего проникновения в образы.

Новые известия, 26 апреля 2002 года

Светлана Наборщикова

Урок Григоровича

"Легенда о любви" вернулась в Большой театр

В начале 60-х одноименная драма турецкого поэта Назыма Хикмета обошла многие сцены страны. Но только балетная версия пьесы - самая условная и далекая от слова - дожила до сегодняшнего дня. Она увидела свет в Мариинском театре, затем, когда Юрий Григорович получил должность главного балетмейстера главного театра, дебютировала на сцене Большого. После ухода хореографа балет без хозяйского глаза начал чахнуть и в конце концов исчез. К счастью, ненадолго. Вернувшийся Григорович, показав «Лебединое озеро», восстановил и «Легенду о любви». Событие замечательное, поскольку «Легенда» не только лучший балет мастера, но и, без преувеличения, один из самых значимых спектаклей ушедшего века. За 41 год, минувший со дня премьеры, в балетном мире появилось немного сочинений, способных на равных конкурировать с великолепным созданием Григоровича и его соавторов: либреттиста Хикмета, художника Симона Вирсаладзе, композитора Арифа Меликова.

Результат их содружества ошеломляет емкостью содержания и лаконизмом формы. Это поистине сочинение «единого дыхания», где благодаря гармонии дополняющих и оттеняющих друг друга художественных воль, синтез драмы, музыки, живописи и танца обретает полное и законченное выражение. Не случайно спектакль открывает короткая, всего в пять аккордов увертюра (оркестр Большого под управлением Павла Сорокина почему-то постеснялся выдать предусмотренное Меликовым мощное фортиссимо): каждый, по признанию композитора, посвящен одному из постановщиков (пятый - дирижер ленинградской премьеры Ниязи), работавших столь дружно и с такой самоотдачей, что незаметна была разница в возрасте и титулах.

Сценарий, как и подобает восточному сказанию, прост и изящен. Царица Мехмене Бану жертвует красотой ради спасения сестры Ширин и теряет возможного возлюбленного - художника Ферхада, отдавшего предпочтение Ширин. Любовники пытаются спастись бегством, но тщетно. В результате сестры обречены на одиночество, а Ферхад отправляется в горы добывать воду для жаждущего народа. История неутоленной страсти жестокой правительницы разворачивается на фоне единственной декорации - древнего манускрипта, со страниц которого сходят герои. Место действия обозначено скупыми деталями: нарисованные кипарисы и стилизованный купол минарета - дворцовый сад, пестрая вязь ковра - покои царицы. Мерцающие лучи подвесных ваз-светильников не нарушают таинственного полумрака (после него яркое освещение церемониальных шествий кажется еще ослепительней). Контрасты сценической атмосферы совпадают с эмоциональными перепадами музыки: воинственные марши сменяют скерцозные интермедии и тоскливые медитации. Сочинение даровитого ученика азербайджанского классика Кара Караева с честью решает главную задачу балетной партитуры: не претендует на лидерство, не подавляет собственной концепцией, но растворяется в действии, избегая «подводных течений» и подтекстов. Последних достаточно в режиссуре «Легенды», по которой студенты-хореографы давно обучаются умению создать напряженный пульс чередования эпизодов-кадров, с толком использовать крупные планы, внутренние монологи, наплывы и другие приемы кинодраматургии. Еще спектакль учит выстраивать «многоярусные», отмеченные музыкально-хореографической спаянностью кульминации. Особенно хороша вершина первого акта: разнонаправленное царское шествие. В оркестровом тутти его финала участники - воины, всадники, вельможи и знаменосцы - объединяются подчеркнуто симметричным построением, намеренно жестким после прихотливой игры ритмов и траекторий (сильная и точная работа мужского кордебалета во главе с харизматическим Марком Перетокиным - Визирем).

Наконец, «Легенда» - образец насквозь танцевального спектакля, но это уже отдельная тема. Трудно представить, что некогда вопрос об исполнении шпагата балериной, которую держат вниз головой, решался на высоком партийном уровне, а прима ленинградской сцены Наталья Дудинская заявляла, что если бы ее даже умоляли станцевать подобный ужас, она все равно бы отказалась. Сегодня «ужас» - изысканное сочетание орнаментальности («восточные» руки с грациозно сгруппированными пальцами, мелко дрожащими кистями) и акробатики (мосты, вертикальные шпагаты, «лодочки», «свечки») - смотрится очень современно. А требование хореографа не «хлопотать» лицом, ничего не играть, целиком доверяясь выразительности пластического рисунка, вполне согласуется с нынешним приоритетом формы и линий.

Того и другого природа в избытке отпустила Николаю Цискаридзе. И хотя артист с излишней щедростью демонстрирует уникальные данные, его Ферхада, безоглядно упоенного молодостью и страстью, невольно принимаешь. Тем более что предмет любви - девушка-газель Ширин (Анна Антоничева) - ее заслуживает. Надежда Грачева (Мехмене Бану), уступая партнерам в красоте сложения, не склонна плести изысканные восточные узоры, акцентируя самодовлеющую статику поз. Актриса умная и зрелая, она танцует подчеркнуто графично и, пожалуй, более других соответствует аскетичному строю спектакля с его строжайшей экономией выразительных средств.

После «Легенды» Григорович получил предложение сделать для Большого новый балет. Возможно, «Золушку» или «Мастера и Маргариту». Будет ли следующая работа еще одним уроком? Посмотрим.

Газета , 26 апреля 2002 года

Ольга Гердт

Большой накормил восточной сладостью

В репертуар вернули "Легенду о любви"

По-хорошему спектакль следовало возобновить год назад – к сорокалетней годовщине «Легенды о любви». И не в Большом театре, где он шел с 1965 по 1998 год, а в Мариинском, где и была впервые в 1961 году поставлена «Легенда». Тогда спектакль можно было бы сравнить с другой «восточной сладостью» мариинской сцены – балетом «Бахчисарайский фонтан». Чтобы понять, наконец, по контрасту, за что же современники так полюбили «Легенду».

Спектакль этот и впрямь этапный, поворотный и переломный. Во-первых, персонажи стилизованной под Восток балетной драмы впервые заговорили на одном языке. Не то что раньше, когда главные герои изъяснялись на языке классического танца, а сопутствующие (представители различных этносов, танцевавшие на балах для тонуса и колорита) – на языке характерного. На всех - от царственных сестер, Мехмене Бану и Ширин, до последнего простолюдина – Григорович честно, по-большевистски, поделил одну лексику, имитирующую загибы и завитушки арабской вязи. Без претензий на историзм он открывал «Восток», как ожившую книжную иллюстрацию, цитируя не характеры, но маски народной драмы. Персонажи драмы Назыма Хикмета появлялись из театральной ширмы, установленной художником Симоном Вирсаладзе на сцене. Четырем главным героям – царице Мехмене Бану, принцессе Ширин, Визирю и Ферхаду, придворному художнику, аккомпанировала своя свита. Чем она больше, чем многояруснее – тем сильнее герой, тем больше у него власти. Больше – у царицы и Визиря. В первом действии, в сцене шествия, придворные и воины выходят на сцену так долго, что кажутся нескончаемыми, как хвост змеи. Во втором, в сцене погони, как удав вокруг жертвы, сужают кольца захвата вокруг любовников-беглецов. В третьем – образуют многофигурные каскады у подножия скалы, которую обречен рубить, добывая воду, Ферхад.

Через сорок лет понятно, что именно это лобовое, наивное, плакатное противопоставление хрупкого дуэта любовников-изгнанников и преследующих их «властных структур» (Зло у Григоровича всегда выглядит привлекательнее, эффектнее и эротичнее, чем Добро) восхищало публику не меньше, чем любовные дуэты, впервые без стеснения транслировавшие приторную восточную эротику через силовую акробатику. Но понятно и другое: если не просто сильных, а разных и мощных исполнителей для четверки главных героев нет в театре, - некому определять и держать силовое поле спектакля. Оно попросту атрофируется. Во-вторых, если не уяснить, что физический идеал шестидесятых, физическую культуру того времени невозможно ни законсервировать, ни чисто механически перенести в 2002-ой год, - восстанавливать "Легенду" бессмысленно. В шестидесятых-семидесятых, чтобы порушить культ балерины-небожительницы, достаточно было накинуть на женщину востока вуаль, одеть в спортивное трико, и заставить растянуться на шпагате.

Сегодняшним артисткам этого мало. «Красавицами, комсомолками и спортсменками» одновременно они себя не чувствуют. А трагедии раздвоенности, питавшие Григоровича и целое поколение царственных, но обреченных жертвовать красотой (как Мехмене ради Ширин), балерин – вовсе неведомы. Надежда Грачева (Мехмене Бану) добросовестно транслирует чувства и переживания своей героини. Но не опыт облаченного в паранжу поколения. Другое время, другая телесная культура, другое соотношение дозволенного и недозволенного – отменяют те маленькие революции, которые превращали гимнастические достижения балерин прошлых лет – в эротические откровения. Поэтому, сколько ни «щелкает» в воздухе, как ножницами, длинными красивыми ногами Анна Антоничева (Ширин) – слаще ни становится.

Донести вкус прежней «Легенды» сумел наверное только Николай Цискаридзе. Его Ферхад - напористый, стремительный, собрал и структурировал рассыпавшийся на фрагменты спектакль. Правда, скорее вокруг самого себя. Публика реагировала на выходы героя фанатичным ревом. Впрочем, благосклонна была не только к Цискаридзе, но и ко всем участникам возобновления. Потому, наверное, что балетные фанаты – особая каста. Они не любят перемен и движению вперед предпочитают домашнюю радость сличения – бесконечных копий с первоисточником. Они предпочтут ворчать, что «раньше было лучше», но ни за что не согласятся навсегда расстаться с почившей "легендой".

Балет, безусловно, доставил им это маленькое удовольствие: как почувствовать вкус халвы, сто раз повторив волшебное слово. Особого почета удостоился герой праздника – Юрий Григорович, который в антракте попытался было проникнуть в зал незамеченным, но вынужден был ретироваться от рванувшей навстречу клаки, как его Ферхад, скрывавшийся от погони дворцовой свиты. Слава догнала маэстро на финальных аплодисментах. Дело сделано. Руководству Большого театра теперь остается решить: что сделать, чтобы возобновление лучшего спектакля Григоровича-Вирсаладзе не выглядело как формальный реверанс балетной истории.

Труд-7 , 30 апреля 2002 года

Наталия Звенигородская

Вечно живая "Легенда"

Спектакль Юрия Григоровича пробудил ностальгию по золотому веку нашего балета

В Большом опять возобновление. Вслед за "Лебединым озером" Юрий Григорович восстановил "Легенду о любви". Впервые он поставил этот балет в Кировском театре сорок один год назад, а московская премьера состоялась в апреле 1965-го.

Говорят, не надо сравнивать, смотрите и судите то, что есть сегодня. Но сама акция, сам факт возобновления волей-неволей заставляет оглянуться.

Хотя в спектакле заняты лучшие силы нынешнего Большого - Грачева, Цискаридзе, Антоничева, те, кто помнит в этом балете Бессмертнову, Плисецкую, Тимофееву, Лиепу, вздохнут, и даже не украдкой.

Кто спорит, Надежда Грачева - балерина суперкласса. К тому же вошла в ту пору, когда, помимо высокой техники, явились в ее танце и подлинный драматизм и истинное чувство. Но Плисецкой или Тимофеевой в партии Мехменэ Бану приходилось как бы сдерживать, окорачивать страстный темперамент, подчиняясь эпической форме спектакля, и оттого темперамент этот прорывался еще мощнее. Грачева работает на пределе, и впечатление слабее.

Анна Антоничева очень мила. Видно, как долго и упорно ставили ей руки, как старательно следует она предписанному рисунку. И невозможно не оглянуться. Не вспомнить Ширин - Наталью Бессмертнову. В причудливом орнаменте ее движений, в удлиненных линиях невесомого тела, да что там - в одних только запястьях ее было все - и чувство, и стиль.

Юноша с глазами дикой серны, Николай Цискаридзе, как всегда, сказочно прекрасен. Нет ничего удивительного в том, что истомившиеся восточные затворницы влюбились в него обе разом. И когда Ферхад в неудержимом порыве пересекает в полете сцену, тебе бы взлететь вместе с ним... но в голове лишь каверзная мысль: а неплохо Николай прыгнул сегодня.

Эта мысль не возникает, когда на сцене второстепенные персонажи: Визирь и Шут. Хлесток, графичен Марк Перетокин. Его эмоции - бурлящий расплавленный металл - не сминают кованого рисунка движений.

Шут Геннадия Янина не из привычных балетных шутов-попрыгунчиков. Зловещий горбун, одетый в алое, он вьется по сцене живым факелом. Чарует, пугает... и все же больше чарует.

По-прежнему завораживают и декорации Симона Вирсаладзе. В них - строгая, несуетная красота. Цвета - черный, белый, лимонно-желтый, пепельный. Еще - цвет каминного жара и немного запотевшей позолоты. Ни одной случайной краски в костюмах.

Можно как угодно относиться к Григоровичу. Нельзя оспорить очевидного - он из когорты титанов. Это особенно ясно сегодня, в эпоху легковесности и мимолетности. Нет, "Легенда" никого не обманет - ей сорок с лишком, и это несомненно. Несомненно, однако, и другое: спектакль по-прежнему ладно скроен да крепко сшит. Структура продумана, выстроена постановщиком до мелочей, и если ее основательность и монументальность устарели, то вызывают скорее ностальгию, нежели раздражение. Кажется, найдись сегодня артисты, способные не только технически, но и чувственно выдержать роли на уровне первых исполнителей, не было бы той предательской скуки, которая нет-нет, да подкрадывалась на премьере.

	Фото Игоря Захаркина

Культура , 16 - 22 мая 2002 года

Виолетта Майниеце

Легенда больше, чем любовь

Григорович в который раз вошел в одну и ту же реку

"Легенда" (Меликов - Григорович - Вирсаладзе) - странный балет. В ней многое недосказано, недоговорено с момента постановки. Вовсе отсутствовала религиозная тематика, без которой Восток - не Восток. Думаю, об этом втайне горевал Вирсаладзе - для интеллигентного грузина очевидны религиозные корни культуры Турции, Персии, Востока в целом. И все-таки постановщики "протащили" тогда в балет некую таинственную фигуру (лекаря-дервиша суфия), назвав ее Незнакомцем. И тут же сознательно оборвали "запретный мотив": при советской власти, как известно, не существовали ни боги, ни пророки. Как и восточная эротика, хотя постановщики и тут "надули" власти - "Легенда" на редкость эротичный балет, хотя сегодня об этом почему-то позабыл даже сам балетмейстер. Зато тогда вволю можно было порассуждать "о доблестях, о подвигах, о славе", пафос которых сейчас вызывает ироничную улыбку.

За минувшие десятилетия многое изменилось, а кое-что стало с ног на голову. Словом, та - старая "Легенда" - оказалась в незавидном положении. Возобновление вытащило ее глубинные противоречия на божий свет. Преодолеть их так и не удалось.

"Легенда" - несомненно русско-советская классика второй половины ХХ века. Все отрепетировано, на первых порах исполнялось слаженно и стройно, хотя формально.

И все же при двух исполнительских составах, и до того танцевавших "Легенду", она показалась затянутой и однообразной. И прежде всего виноват в том оркестр под управлением Павла Сорокина. Слабо выявлены в музыке драматургические контрасты. Отсутствуют также точные смысловые акценты, снивелирована фразировка. Игра оркестра артистов никак не вдохновляет. Хореография тут головоломная, а музыка усыпляет подобно колыбельной. Вот и мучаются бедолаги, ожидая, когда же завершатся бесконечные танцы.

По той же причине "провалилось" и трио Мехмене Бану, Ширин и Ферхада, потрясающе вмонтированное хореографом в многолюдные, грандиозные по масштабу и динамике сцены "Шествия" или "Погони", которые когда-то наглядно демонстрировали мощь и иерархию восточной деспотии. При отсутствии в этих композициях музыкально-хореографического крещендо исчезает задуманный постановщиками контраст, от которого раньше мурашки пробегали по телу.

Куцыми, вялыми, "пришитыми белыми нитками" показались народные сцены. "Страдает" себе народ, как по тексту положено (не возразишь!), но с безразличным видом: подняли кувшины, опрокинули - видите, нет ее, живительной влаги! Никого не увлекают какие-то подвиги "во имя...". Миновали времена мужества и патриотизма - зачем скалу-то долбать, когда вода в супермаркете!

На требования времени по-своему отреагировал Григорович, незаметно отнявший у Ферхада его "орудие труда" - молоток - и без громких деклараций превративший его из каменотеса или художника-скульптора в восточного поэта. Сейчас Ферхад появляется из "книжки" (значит - ожившей легенды). И в нее же он уходит в конце спектакля. Ему как бы изначально задан иной уровень бытия. В реальном мире балетмейстер оставил обреченных на одиночество Мехмене Бану и Ширин, не прошедших испытание любовью...

Подобные "смысловые сдвиги" на руку изящному, очень восточному Николаю Цискаридзе, сам облик и танец которого в этом балете представляют собой самодостаточный эстетический феномен. Он похож на утонченных влюбленных старинных персидских миниатюр - на одной из них изображен юный поэт, от обилия чувств упавший к ногам возлюбленной. Более простым и милым "реальным парнем" предстал Ферхад Дмитрия Белоголовцева, который за неимением других обречен тянуть в гордом одиночестве весь героический репертуар театра. Он более атлетичен, очень старательно воплощает все требования хореографа. Но ориентализм в любом проявлении - не его стихия, Белоголовцеву ближе, скажем, урбанизм баланчинского "Агона".

Красива по пропорциям длинноногая Ширин Анны Антоничевой, более драматична она у Марианны Рыжкиной. Есть "заостренный восточный колорит" у Мехмене Бану Марии Аллаш, несколько "размыто", как бы нехотя, ее танцует Надежда Грачева. Но ни восточных цариц, ни принцесс, ни любовниц на сцене нет. Просто женщины, в разной степени переживающие невзгоды судьбы.

Статен Визирь, добротно станцованный Марком Перетокиным, но почему-то испарилась психологическая подоплека его страстно-мучительного дуэта с Царицей. Лишь трое - аскетичный Незнакомец Алексея Лопаревича, инфернальный Шут-горбун Геннадия Янина и уже упомянутый восточный поэт Николая Цискаридзе - интуитивно "пробились" к культуре и верованиям Среднего Востока, и прежде всего Персии. В пластике они - каллиграфы и орнаменталисты, по сути - символические персонажи изысканных "персидских миниатюр", пронизанных мистическими озарениями. Они словно указывают на путь, по которому при желании мог пойти балетмейстер, сочиняя современную хореографическую версию древней легенды. Старая модель балета, увы, уже изжила себя, а новая, к сожалению, так и не была создана.

Переделав финал и отдельные сцены, Григорович не пошел на капитальную реконструкцию собственного балета, который, для того чтобы "выжить" в нынешней "эмоциональной пустыне", на мой взгляд, нуждается в сокращениях, в более концентрированной (двухактной?) форме, в изменении жанра - сейчас восточная мистерия может оказаться действеннее психологически-бытовой драмы. Но "вытянуть" такую махину, как "Легенда", в одиночку - непосильная задача даже для самых одаренных исполнителей.

Автор музыки к балету Ариф Меликов

Действующие лица:

Ширин. Ферхад. Мехменэ Бану. Визирь. Незнакомец. Друзья Ферхада. Участники танца золота, танца шутов, танца девушек.

Действие первое

Картина первая. Принцесса Ширин, младшая сест-ра царицы Мехменэ Бану, опасно больна. Царица и ее при-ближенные погружены в глубокую печаль. Даже самые ис-кусные лекари не в силах помочь больной принцессе.

В покои царицы приводят незнакомца, одетого в про-стую одежду. Он узнал о болезни сестры царицы и уверен в могуществе своего врачевания. Впервые за много месяцев лицо Мехменэ Бану осветилось надеждой.

Она предлагает незнакомцу за исцеление любимой сестры драгоценности, но тот с презрением отвергает их. Удивленная царица снимает с головы свою корону и про-тягивает ее незнакомцу. Но и это бесценное сокровище не привлекает его внимания.

«Чем же отплатить тебе за спасение сестры?» — спра-шивает Бану.

И незнакомец требует неслыханной платы: царица должна расстаться со своей сверкающей красотой. Потря-сенная этим требованием, мучительно борясь с потоком нахлынувших мыслей и чувств, царица во имя любви к сест-ре соглашается.

Незнакомец произносит заклинания, движения его странны, непонятны; мгновенье, другое — и царевна Ширин подымается с ложа, над которым недавно витала смерть. С удивлением она вглядывается в лицо Мехменэ Бану и не узнает в этой обезображенной женщине своей сестры-кра-савицы.

Картина вторая. Придворный художник Ферхад и его друзья закончили роспись дворца. Приближается при-дворная процессия. Это Мехменэ Бану и Ширин в окруже-нии свиты, возглавляемой преданным царице визирем, на-правляются к новому дворцу.

Сестры видят Ферхада. В их сердцах зажигается лю-бовь к юноше. В нем же с первого взгляда ответное чувство возникает к Ширин.

Процессия удаляется. Ширин тайно возвращается, желая вновь увидеть прекрасного юношу.

Действие второе

Картина первая. Мехменэ Бану охвачена страстью к Ферхаду. Ни игры шутов, ни придворные танцовщицы — ничто не может отвлечь ее мыслей от прекрасного юноши.

Оставшись одна, Мехменэ Бану предается отчаянию, понимая, что теперь ей, утратившей красоту, недоступна любовь Ферхада.

Картина вторая. Ширин мечтает о счастье с люби-мым. Она полна тревожного и радостного ожидания встре-чи. Ферхад проникает в покои Ширин. И влюбленные, за-быв обо всем, отдаются своему чувству.

Боясь, что их разлучат, Ферхад и Ширин бегут из дворца. Выследивший их визирь сообщает о происшедшем царице. Терзаемая ревностью, Мехменэ Бану приказывает схватить влюбленных.

Воины визиря исполняют волю царицы. Тщетны моль-бы влюбленных даровать им счастье. Мехменэ Бану ставит перед Ферхадом условие: он получит Ширин лишь тогда, когда сумеет пробить гору, закрывающую путь воде. Влюбленные прощаются друг с другом. И Ферхад, вынужденный подчиниться жестокому приказу, отправля-ется в горы.

Действие третье

Картина первая. Народ томится от жажды. С каждым днем иссякает поток воды — источник жизни.

Картина вторая. В мечтах Ферхаду кажется, что он уже пробил гору, открыл дорогу воде, в плавном течении которой ему видится Ширин...

Картина третья. Безответное чувство мучит царицу. В своих мечтах она вновь прекрасна и Ферхад любит ее.

Ширин нарушает уединение Мехменэ Бану, возвра-щая ее к действительности. Она молит сестру вернуть Фер-хада.

Мехменэ Бану больше не хочет мешать счастью влюб-ленных. Сестры, сопровождаемые свитой, отправляются в горы.

Картина четвертая. Великая надежда привела в горы людей. Если Ферхад совершит свой подвиг, то их жизнь будет спасена. В окружении свиты появляются Мех-менэ Бану и Ширин. Влюбленные бросаются друг к другу, упоенные счастьем встречи.

Мехменэ Бану разрешает Ферхаду оставить гору. Она готова отдать ему Ширин. Но Ферхад не может уйти, не может предать светлую надежду народа. Это понимают и Ширин, и царица. Они склоняются перед Ферхадом, пожер-твовавшим личным счастьем ради того, чтобы принести сча-стье людям.

Часть 28 -
Часть 29 -
Часть 30 - История балета:Возвращение легенды.Почему балет «Легенда о любви» и спустя 50 лет трогает сердца.

Большой театр неизменно предлагает на выбор ценителям балета множество классических постановок. В балетном репертуаре театра есть еще и некоторые современные балеты, а также произведения, относящиеся к советскому периоды. Среди них стоит особо отметить постановку «Легенда о любви». Этот балет композитора Арифа Меликова с хореографией легендарного Юрия Григоровича оставляет неизгладимое впечатление. На постановку вы можете купить у нас уже сейчас.

Литературная основа балета

Либретто к балету «Легенда о любви» написал Назым Хикмет. Он основывался в работе на старинной легенде, повествующей о непростом выборе между любовью и долгом. В его интерпретации старинная история обрела особую пронзительность и новые смыслы. Дело в том, что Хикмет был политзаключенным, и он создал произведение на десятом году тюремного срока. Он воспел в своем произведении верность долгу и способность владеть чувствами. На постановку «Легенда о любви» в Большой театр билеты в продаже у нас уже сейчас. В постановке «Легенда о любви» на первое место выходят нравственные побуждения человека, их анализ. Перед нравственностью меркнет и страсть, и эгоизм. но ради нее приходится приносить жертву. Интересно, что у перед каждым из героев балета встает нравственный выбор: компромиссное решение или путь героя, требующий самоотдачи и подвига. На можно у нас онлайн.

Действие балета «Легенда о любви» начинается во дворце, здесь погибает Ширин, младшая сестра Мехмене бану. Неожиданно незнакомец предлагает спасти ее, но взамен от требует, чтобы старшая сестра отдала свою красоту. Она соглашается, и Ширин спасена. Обе сестры во время шествия видят на площади молодого художника Ферхада, и обе влюбляются в него. Его же влечет к Ширин. Чтобы быть с любимой, ему предстоит сделать невозможное - пробить скалу, которая преграждает путь воды к народу. На постановку «Легенда о любви» балет купить билет стоит заранее, чтобы обеспечить себе хорошее место в зрительном зале.

Билеты на балет «Легенда о любви» уже у нас в продаже!

Во дворце царицы Мехменэ Бану царит глубокая скорбь - умирает ее младшая сестра принцесса Ширин. Придворные и Визирь - в страхе, царица - в отчаянии. Воины вводят Незнакомца - он берется излечить принцессу. Мехменэ Бану сулит ему золото, но тот отказывается. Царица готова отдать ему корону, но и корона не нужна Незнакомцу. Пусть Мехменэ Бану ради спасения сестры откажется от своей красоты. После мучительных колебаний царица соглашается. Незнакомец возвращает Ширин к жизни. Она встает со смертного ложа и с ужасом глядит на обезображенное лицо сестры, не узнавая ее.

Сад дворца, построенного для Ширин. Ферхад и его друзья заканчивают роспись арки. В сопровождении свиты шествуют Мехменэ Бану и Ширин - они прибыли для осмотра дворца. Взоры сестер прикованы к художнику Ферхаду: они поражены его красотой. Высокие гости удаляются. Ферхад недолго остается один - Ширин пришла тайком, чтобы познакомиться с юношей, пленившим ее сердце. В своем первом дуэте молодые люди даже не касаются друг друга - так велики преграды, разделяющие их.

Над иссохшим источником собрался народ. Чтобы добыть воду, нужно пробить огромную гору. Издалека носят воду только во дворец.

Покои Мехменэ Бану. Страстная, тайная любовь царицы к Ферхаду терзает ее сердце. Потерянная красота не оставляет надежды на взаимность. Напрасно Визирь пытается развлечь ее танцами придворных танцовщиц и шутов. Горе царицы беспредельно.

Покои Ширин. Любовь Ферхада сделала Ширин счастливой. Ферхад проникает во дворец, и дуэт влюбленных полон согласия и страсти. Не желая расставаться с любимым, Ширин соглашается на побег из дворца. Узнав об этом, Визирь сообщает новость царице. В гневе и ревности Мехменэ Бану приказывает изловить беглецов. После погони влюбленных настигают. Ширин молит сестру не разлучать ее с Ферхадом. Царица в обиде и гневе ставит перед Ферхадом невыполнимую задачу: только пробив гору и дав людям воду, он получит Ширин в жены. Прощание любимых полно горечи. Ферхад идет к горе.

Покои Мехменэ Бану. Царица не находит себе места. Она мучительно любит Ферхада и мечтает о нем. В ее грезах возникает дуэт, где Ферхад является Мехменэ Бану в царственном обличье. Ей чудится, что она снова прекрасна, Ферхад полюбил ее, и она обрела счастье. Мечты прерывает появление Ширин. Она не хочет жить без любимого. Она умоляет сестру простить Ферхада. Все направляются в горы.

Горы. Великая надежда привела сюда людей. Каждый удар кирки Ферхада отзывается в их сердцах. Во главе свиты появляются Мехменэ Бану и Ширин. Ферхад надеется, что Ширин останется с ним. Но коварная царица предлагает Ферхаду спуститься с горы и во дворце быть счастливым с любимой. Но Ферхад не может обмануть надежды людей. Он будет долбить гору до тех пор, пока народ не получит воду. Ширин смиряется, прощается с любимым и вместе с сестрой покидает горы.

Ночь. Загораются звезды. Ферхаду кажется, что из древней скалы начинает струиться вода. И вместе с ней в мечтах Ферхада возникает Ширин.

Замечания:

1. Вскоре после премьеры хореограф перенес финальную картину «видения воды» в начало третьего акта, где она предшествует картине в покоях Мехменэ Бану и ее дуэту с Ферхадом.

2. В отличие от Петербурга в Большом театре картина «перед источником» перенесена Григоровичем из начала второго акта в начало третьего, предшествуя картине «видения воды». Тем самым, все «народные картины» там собраны воедино.

Старшее поколение хорошо помнит Назыма Хикмета. Турецкий поэт, революционер-идеалист, после преследования на родине переехал в СССР. Писал стихи, прозу и неортодоксальные пьесы, одной из которых была «Легенда о любви», основанная на старинной легенде о любви Ферхада и Ширин.

Когда азербайджанский композитор Ариф Меликов предложил Кировскому театру свой балет по этой пьесе, ему не было еще и 30 лет. Первоначальный вариант сценария дотошно пересказывал пьесу Хикмета и поэтому был забракован.

Композитор обратился к самому поэту, который позже признавался: «Мне очень хотелось принять участие в жизни балетного театра. Меня привлекают условные формы балетного искусства, открывающие возможность для глубоких художественных обобщений. Ведь искусство не зеркало, оно не копирует жизнь, оно как бы создает новую жизнь».

Новый вариант сценария, предложенный Хикметом, устроил постановщиков, и в 1960 году началась работа над новым балетом. Композитор активно дописывал требуемые сцены, которые рождались в голове хореографа. Сценарная драматургия, конечно, не была совершенной: как указывалось выше, отдельные картины меняли место и после премьеры. Музыка была эмоциональной, с нужным восточным колоритом, но на отдельное от спектакля значение не претендовала.

Все немалые достоинства балета по праву принадлежат хореографии Юрия Григоровича и сценографии Симона Вирсаладзе .

Сам же балет имел счастливую судьбу, пресса и власти старались не замечать ни остроты хореографического языка, ни многозначности содержания. Спектакль почти сразу был показан на заграничных гастролях, перенесен Григоровичем в Новосибирск, Баку, а в 1965 году и в Большой театр, собрав звездный состав исполнителей. Наталья Бессмертнова (Ширин), Майя Плисецкая (Мехменэ Бану), Марис Лиепа (Ферхад) утвердили значение «Легенды о любви», как определенной вершины достижений отечественного балета. Новые поколения артистов и по сей день ищут свое понимание неисчерпаемо прекрасных образов этого эмоционального спектакля.

А. Деген, И. Ступников

На фото: «Легенда о любви» в Мариинском театре / Наташа Разина